заперлись, а их там тысячи полторы, наверное. И уже переговоры о капитуляции начали, Берест туда пошел. А мы чуть слабину дали, я спиной только повернулся, тут очередь автоматная, обе ноги перебило.
- Берест, говоришь? – я уже ничему не удивлялся.
- ну да, - отвечает, - вышел их парламентер и сказал, что будут вести разговор не меньше, чем с полковником. А Негода и Зинченко в штаб уехали с докладом к совещанию. А капитан Неустроев, комбат, ну такого телосложения неатлетического, совсем не похож на полковника. Тут ему в голову и пришло: «Алексей, тут кроме тебя никто на немчуру впечатления не произведет. Одевай кожанку, чтоб погоны прикрыть, вот фуражка с красным околышем, а я у тебя адъютантом буду». Так и сделали, а чем закончилось, я не знаю, потому как во время переговоров и подстрелили меня.
- держись, браток, - говорю, - живы будем, не помрем!
***
Шестого я уже попробовал самостоятельно прогуляться по коридору. Борис рассказал мне в подробностях, и как знамя победы зарделось над Рейхстагом, и про неустроевское «Если с Егоровым и Кантарией что-то случится, Берест точно дойдет».
Восьмого я самостоятельно смог доковылять до штаба 79 стрелкового корпуса, выяснил расположение 756 полка, но Береста там уже не было – он выполнял новую задачу командования. Сопровождал эшелон с репатриированными в Москву.
Линия фронта к тому времени была у Эльбы, и даже был подписан первый акт о капитуляции Германии. Прогулка по Берлину оставила двоякие ощущения. Город выглядел мертвым, разрушено было все, и эти развалины давили неимоверно. Однако, жизнь в городе не замерла, вы попробовали бы пройти по улицам с хлебом. Решительно невозможно – немецкие дети, маленькие четырех-пяти лет, подбегают, ласкаются, как к родному отцу, плачут, если мать пытается забрать. Отдал все, что было – они в этом не виноваты. Тяжело.
В этот же день вечером была принята окончательная капитуляция. Однако мир с Германией Советский Союз так и не подписал.
Двенадцатого я уже стал траспортабельным и отправился с одним из эшелонов в столицу, но Береста там уже не было, он получил несколько дней отпуска и отправился на родину.
***
Долечивался я уже в Москве, повесил на парадный китель орден Красного знамени, медаль за взятие Берлина, получил место в Наркомате ВС СССР. Через семь лет закончил службу и перешел в Министерство Связи, однако общение с фронтовыми друзьями поддерживал. С Антоном Седовым, который после войны работал мастером в цехе на заводе Серп и Молот, дружили семьями, вместе отмечали праздники.
В шестидесятом году один из сотрудников собирался в командировку на Украину, и тогда я попросил его разузнать про Береста, передал ему все, что знал. Тот вернулся, рассказал, что сестры Береста остались жить там же, а сам он с женой перебрался в Ростов-на-Дону, на родину супруги. Дали адрес, и я решил летом обязательно поехать.
***
Ростов - красивый город, это я вам точно говорю. И климат там получше, чем в Москве. Люди добрые, улыбчивые, ну, по крайней мере, тогда были.
Дом, в котором жил Алексей с семьей, произвел удручающее впечатление. Хотя и новый, двухэтажный, но в подвале котельная, шум от которой я еще в начале квартала услышал. Квартира на первом этаже. Лешки дома не было, дверь открыла супруга. Красивая женщина, другую рядом с ним я и не представлял.
- здравствуйте, а вы к кому? – спрашивает.
- Берест Алексей, - отвечаю, - мне сказали, он здесь живет.
- здесь-то здесь, а вы ему кто?
- товарищ фронтовой, - объясняю, - довелось послужить вместе, Новиков Сергей Анатольевич. Вряд ли он обо мне рассказывал, в сорок первом это было.
- ну, заходите тогда, - улыбается, но грустно как-то, - не в дверях же дожидаться будете. А меня Людмила зовут.
- очень приятно, - снимаю ботинки, прохожу в кухню. Квартирка небольшая, комнат две, но одна закрыта почему-то.
Пока Людмила готовила, разговорились.
- вы не поверите, - говорю, - в сорок пятом с разных сторон Рейхстага были, да так и не встретились.
- это больная тема, - рассказывает, - Егорова и Кантарию все знают, а про Лешку ни слова нигде. Как будто и не было его там. Звезду героя все получили, Зинченко, Неустроев, Сьянов, Егоров, Кантария. А Леше Орден Красного Знамени…
- как же так? – удивляюсь, - а ведь и вправду нигде про Береста ни слова.
- сколько Лешка ни пробовал восстановить справедливость, куда бы ни обращался, бесполезно. Кто знал – либо умерли, либо молчат. Неустроев приезжал когда, рассказывал, что лично представлял Лешку к званию Героя, и Зинченко написал резолюцию «достоин», и Шатилов – «достоин». Вроде как Жуков лично вычеркнул – не любил политработников, сказал, что и ордена хватит. Может, сыграло свою роль и то, что посольство по ошибке расстреляли одного из нейтральных государств, так в дыму все было, да и не сами же решили брать, приказ пришел. А в итоге написали «воспитательная работа в батальоне – неудовлетворительная». А может и та история с проклятыми часами, СМЕРШ ведь тоже не мог этого так оставить. Ну да бог им судья. Да и потом его быстро направили эшелон сопровождать. Задание, как ссылка, подальше. Но может и к лучшему, не поехал – мы бы не встретились…
- расскажи, кстати, как это случилось? – интересно мне.
- да как, - продолжает, - приехал он в Москву, а оттуда на родину под Харьков, ему ж пару дней отпуска дали. Только в поезде тиф подхватил, сняли с состава, и в ближайший госпиталь – в Ростов. А я медсестрой там.
Улыбается, хорошие воспоминания.
- лечила пока, влюбилась по уши. Да и он тоже. «никуда, - говорит, - тебя не отпущу. С собой заберу». Так мы вместе в Берлин и приехали.
- да, дела, - вздыхаю, - романтика.
- да какая там романтика, - раскатывает тесто, - дослуживать отправили в Севастополь. Моряки не очень-то пехоту жалуют, но Лешку сразу как своего приняли. Как дембель пришел, на вокзал все провожать пришли. А потом вернулись сюда, под Ростов, в землянке жили, да тюрьма эта проклятая…
- какая тюрьма? – я аж поперхнулся.
- не знаешь? – удивилась Люда, - он же два года только, как на свободу вышел…
- охренеть! – не сдерживаю эмоции, - это за что же?
- в пятьдесят третьем работал он директором отделения кинофикации, и приехал тайком ревизор, нашли нарушение – людей в зале больше, чем денег в кассе. Кассирша промышляла. Ну, его на допрос. А у Лешки характер, сам знаешь какой, на словах «ну, это мы еще разберемся, где и как ты служил» не выдержал, схватил этого следователя и вместе с креслом отправил через окно воздухом подышать. Тот, пока летел со второго этажа, засветиться успел – свидетелей полно. Так что к присвоению казенных денежных средств еще и это добавили. Только денег-то чужих он отродясь не взял бы. Когда имущество пришли описывать, а у нас землянка – землянка и есть. Четыре стены и все. Так к делу и приобщили «нет ничего». Дали десять, по амнистии, когда Сталин умер, до пяти сократили.
В это