Гена был абсолютно независим в принятии решений. Поэтому на слова мамы: «Ты пойдешь учиться в политех!», он гордо вскинул голову, и, отрубая каждое слово, произнес: «Да, мама!». А в его мозгу в это время громко лопнул мыльный пузырь с военным летчиком, генералом Геннадием внутри.
- Ты охуенный, - сказал папа, и это означало «денег не дадим, поступай сам».
На вступительных экзаменах Геннадий обосрался. Но на его счастье ректор университета, Иннокентий Афанасьевич, был человеком деятельным и креативным, за что и был прозван за глаза Кеша Шиловжопов. А еще он был председателем приемной комиссии, а значит, стоило ждать чудес. Всех долбоебов, которые не блистали знаниями, и не набрали проходной балл, Иннокентий Афанасьевич решил пропустить через так называемый «кастинг», и из пятисот рыл выбрать троих оставшихся счастливых бюджетников. Был, конечно, вариант поучиться на коммерческом, но все заработанные на грибах деньги Гена потратил на проститутку Ларису Петровну, известную в широких кругах, как Афродита. Это были лучшие пятнадцать минут в его жизни.
- Когда я была маленькой, - разоткровенничалась тогда Афродита, - мы семьей ездили в Африку. Там, на одной из познавательных экскурсий меня трахали три негра. Я думала, что умру, но судьба распорядилась иначе. А ты, хоть и дебил, но добрый и с огромным хуем. Береги себя!
С этими словами она по-матерински поцеловала его в лоб…
Гена добрался до одинокого «стула соискателей» напротив столов, за которыми на него пялились очкастые члены приемной комиссии, на ватных ногах и хотел было начать удивлять этих стариканов, как услышал:
- Сразу на хуй! – не очень обнадеживающе произнес Кеша Шиловжопов. Гена мгновенно опечалился, ведь он точно знал, как покорить комиссию – выучил стих про Антошку, монгольский танец, и даже пробовал разок делать колесо. А еще привез банку грибов…
Но тут подоспел папа с взяткой, и ситуация разрядилась. Путь к знаниям был свободен.
Встречают по одежке, глаголит пословица. Все - хуйня, в общаге Гену сразу встретили по ебалу.
Синяки сошли быстро, а вот моральное состояние Геннадия было не ахти. Общих точек соприкосновения с соседями по комнате найти не удалось. Нет, конечно, бухать, курить траву и драть телок Гене тоже было очень интересно, но деньги закончились на второй день, а нахлебник парням был не очень нужен.
А вскоре Гена получил и прозвище.
Как-то после занятий он покушал немытых слив, спизженных у нерасторопной лоточницы, не заботясь о последствиях, и наслаждаясь вкусом. Последствия настигли его через полчаса. Обе кабинки в сортире на этаже были заняты, а добежать на другой этаж не было никакой возможности. Зато рядом из стены торчал манящий писсуар.
- Ну и хуле, - рассуждал Гена, сря в писсуар, раскорячив ноги,- я ж не Родину продаю…
Зашедшим покурить поцыкам на Родину было похуй, а Гена от страха быть разоблаченным/отпизженным/измазанным в говне, не нашел ничего лучше, как слезть с писсуара и отвернуться. Маскировка не сработала.
Как поцыки догадались связать воедино совершенно разрозненные факты в виде говна в писсуаре и грязной жеппы человека, стоящего у стены (штанишки Геннадий надеть не успел), для него осталось загадкой. Но веселые какахи из чаши генуя он вычерпывал своей кружкой.
«Фэйри бархатистые ручки» сделал свое дело, и Геннадий не стал выбрасывать вполне чистую кружку.
А Гена-Писсуар сразу стал хоть и не самым уважаемым, зато самым известным в блоке персонажем.
На занятиях Гена спал, потому что ночами спать не удавалось. Его неугомонные соседи разделяли всех телок на две категории – приличных и неприличных. К приличным они ходили в гости в женский блок и шпилили их «на чужом поле». А неприличных и отвязных женщин водили к себе в комнату и устраивали незатейливые анальные оргии. Геннадий в такие моменты выставлялся за дверь. В коридоре, конечно, тоже было весело и интересно, но Гена чувствовал себя немного ущемленным в правах.
А однажды попробовал восстановить справедливость. В пять утра он дождался, когда пьяные пошатывающиеся телки вышли из ЕГО комнаты, и встретил их в коридоре. Это было чистейшей сценой из вестерна. Он, Клинт Иствуд местного разлива, в одном конце коридора, а пьяные, невеселые, уставшие малолетние телки в другом. Немая сцена.
- Это моя территория, - злобно начал Гена, зыркая из-под полей воображаемой шляпы, - и я не советую вам здесь больше появляться!
Звучало угрожающе и круто. Но одна из телок неожиданно повернулась к нему спиной, встала раком и перданула в его благородное ковбойское лицо. Такого в фильмах не показывали, и Гена растерялся. К тому же вид молодой, хоть и пердящей жеппы возбудил его, ведь единственная виденная им жеппа Ларисы Петровны была не в пример морщинистей и дряхлее.
«Преврати своих врагов в своих друзей», - пронеслась в башке Гены фраза сэнсэя из какого-то китайского познавательного кинофильма.
- Трахнемся? – Гена сделал дружелюбное лицо.
Но малолетки итак шли на подгибающихся ногах, поэтому предложение Геннадия, было хоть и конкретным, но немного опоздавшим.
- Спасибо, натрахались! – ответила самая вежливая из них.
Тогда Гена пустил в ход тяжелую артиллерию – рывком снял штаны. Освобожденный член больно ударил его в солнечное сплетение. Он вполне подходил под определение «хуище», так что удар оказался болезненным.
Но телки, вместо того, чтобы восхититься могучей елдой и соблазниться на еблю, удивленно выдохнули и гурьбой рванули на лестницу. Перед глазами всплыли кадры из его любимого выпуска «В мире животных», когда лев охотился на антилоп. Гена хотел также грациозно рвануть за телками, догнать отбившуюся от стада и вдуть ей по самые гланды, но со спущенными трусами бег никак не удавался. Этот бой за секс он проиграл, но война была еще не окончена.
На следующий день Геннадий твердо решил научиться нравиться телкам. И понял, что этим ебанашкам нравятся юморные парни. Пошел записываться в местную команду КВН.
- А это, простите, кто? – поинтересовался художественный руководитель.
- Да, никто, накакано просто… - ловко пошутил Гена, понимая, что надо сразу набирать висты.
- Вы себе льстите, - художественный руководитель дал понять, что разговор окончен.
На обратном пути Гена встретил Алешу. Того пиздили гопники, и Гена почувствовал родственную душу. Он дождался, пока пацаны закончили начатое, отобрали у Алеши все деньги и ушли. Подошел к лежащему в собственных соплях первокурснику и протянул руку:
- Гена!
- Хуйло ты, а не Гена… - осуждающе посмотрел на него Алеша, но от помощи не отказался.
- Я не хуйло, - поправил его Геннадий, - я рациональный. Вмешайся я сейчас, на выходе мы имели бы двух отпизженных нас, а так пятьдесят процентов нашей компании живы и здоровы.
И он потрогал свое целое ебло. В такие минуты Геннадий чувствовал себя Суворовым, который не бросил безрассудно всех погибать, а сохранил половину армии в целости. Только в отличие от Суворова такое решение далось ему легко и без мук.
- Атвичяю, бро, - начал торжественно произносить он, – мы отомстим этим