«Сапсан» летел быстрее любого ветра, кроме того, который гулял в голове Геннадия. Санкт-Петербург приближался со скоростью двести километров в час.
Папа учил маленького Гену, что к выходу из транспорта надо готовиться заранее, и тот твердо усвоил урок. Он уверенным шагом подошел к гардеробу, накинул на плечи ахуенное пальто, явно с бизнесменского плеча, и направился в тамбур, а оттуда в соседний вагон – а хуле, почему бы не пройти в начало поезда, ведь и до вокзала ближе, да и хозяину пальто глаза не мозолить. А в культурную столицу надо приезжать культурным, и ниибет.
В Питер Гену привел обмен опытом, а точнее ебанутый директор завода «Шелупонь», фанатеющий от западных «фишек» в управлении, и явный сторонник обмена опытом. Поэтому набирал в штат только опытных секретарш и периодически обменивался ими с директорами других заводов. Так что Гена ехал обмениваться этим самым опытом с брошюратором инструкций на завод «Пилорама плюс». Что выпускало сие предприятие, было загадкой, да и опытом Гена до этого обменивался только со Степанычем в курилке. «А хуле, - думал Гена, - вотка, она и в Питере вотка. Найдем общий язык»
Московский вокзал встретил Гену бегущими толстенькими полицейскими и промозглой сыростью воздуха. Питеркопы бежали на вызов – наверное, хозяин пальто оказался тем еще паникером, а ветер был холодным, потому что город такой.
Гена засунул руки в карманы, чтоб немного погреть их и выяснил, что карманы не пусты. В одном из них лежало депутацкое удостоверение на имя какого-то Михаила Прохорова, а в другом - увесистая пачька пятитысячных купюр.
«Опа-бля! – подумалось Гене, - погрел руки! Нагрел тыщ на триста наверное…» Другой бы порядочный лох побежал возвращать пальто, извиняясь, что, мол, перепутал его со своей курткой «Абибос», но Гена не был таким. Он трудностей не боялся – он от них съебывался. Ноги понесли Гену в метро, но не к кассам, а к бапке за турникетами:
- Варонешский депутат, по обмену опытом! – показал он удостоверение и, скривив незамутненное ебло, каким, по его мнению, должно выглядеть ебло среднестатистического депутата Прохорова, прорвался через турникет.
- Не пущу! – залютовала старухо, вцепившись в недешевое пальто депутата, - кровопийца!
Гена понимал, что время – деньги, поэтому сунул бабуле пятитысячную купюру и вырвал полы пальто из морщинистых, но крепких рук.
- Благодетель… - залепетала старуха с блаженным видом и перекрестила спину этого замечательного человека, увозимого эскалатором вдаль.
Гена спустился на станцию метро «Площадь мужества» и замер посреди зала. Он был беспесды мужественным сейчас, как Айвенго или даже как Робин Гуд. Он отобрал деньги у злого богатого депутата, и теперь осталось отнести их бедным женщинам на ресепшен в какой-нибудь ахуенной гостинице, в которой он будет жить, рассчитаться с бедным официантом в каком-нибудь ресторане подороже, ну и, конечно, раздать денежки бедным шлюхам, которых он теперь будет пердолить каждый вечер.
«Питер – ахеунэ город!» - подумал Гена тогда и оказался недалек от истины.
Но внезапно Робину Генгуду захотелось срать, а это чувство не какая-нибудь гордость, которую можно засунуть в жопу. Это чувство как раз оттуда и лезет. Гена уже был на Маяковской, поэтому прыгнул в первый попавшийся поезд. Пока садился, охуел от двойных дверей. Задумался, а если высунуть голову из вагона при посадке, то ебанет по ушам сразу двумя дверьми или только одними, но решил не проверять. На следующей же станции выскочил, потому что сил терпеть уже не было. На эскалаторе зажимал жопу руками, надеясь, что одна станция – это достаточно далеко от центра города, ведь Питер маленький. Гена и в школе никогда не любил Петра, но раньше это было как-то беспричинно, а сейчас он отчетливо осознал почему – это ж надо заложить город на таких болотах, что метро пришлось рыть глубоко шопесдец. А длина прямой кишки всяко меньше длины эскалатора.
Выскочил на Набережную реки Мойки. Оказалось все-таки не очень далеко от центра, даже ближе, чем на вокзале. Ситуация явно накалялась. Гена подошел к перилам и вспомнил Степаныча с его поджеппой. Черноморские торпеды Степаныча легко находили цели, а вот Гена был в другой ситуации. Во-первых, Балтийские воды похолодней Черноморских, а, во-вторых, вместо торпеды ожидалась картечь, ну, и в третьих, и это, пожалуй, самое важное, такой калибр в холодной воде может и разорвать торпедный аппарат.
Думать было некогда, да, особо то, и не чем. Гена рванул вдоль домов к ближайшей подворотне, которой все не было, зато открылась дверь в парадное, из которой вышла интеллигентная старушка с томиком Робски.
- О-о-о-а-а-а, - промычал Геннадий, обходя по широкой дуге бапку. В этот момент он как никогда был похож на депутата Михаила Прохорова. Бабуля только удивленно пожала плечами и уткнулась в беспесды классическое произведение.
Под лестницей было безопаснее, но Гена решил не искушать судьбу и собственный клапан, поэтому сел сразу на лестнице, причем ногами на верхней ступеньке, а жеппу свесив вниз – все-таки физику он знал, хоть и не очень хорошо. Геннадий оборачивался через плечо, чувствуя себя матушкой-природой, и наблюдая, как природный катаклизм в виде мощных селевых потоков смывал с лица земли вымышленные высокогорные деревни на ступеньках.
Со второго этажа раздался звук открываемой двери и детский голос. Гена напряг мозговой центр и, как Терминатор, принялся анализировать обстановку. Он не успеет досрать, пока ребенок преодолеет два пролета. Он не успеет замаскироваться за это же время. С другой стороны, ребенок не настолько опасен, и не даст ему песды. К тому же, Гена где-то читал, или смотрел по телевизору, что в Питере срать в парадных не является правилом дурного тона. А в это время из его жеппы вытекала усовершенствованная модель жидкого терминатора…
Девочка и вправду оказалась не страшной и не агрессивной, в отличие от бульдога на поводке без намордника. Жидкий терминатор пошел быстрее, а Гена прижался к перилам и на всякий случай достал удостоверение:
- Депутат Михаил Прохоров, - тыкал он корочкой в лицо девочке и в морду собаке, но аккуратно.
Девочка с домашним питомцем не стала спускаться, а наоборот рванула наверх:
- Па-а-а-па-а-а! – закричала она.
Геннадий, подозревая, что его депутатской неприкосновенности скоро придет конец, рывком поднялся на ноги, благо вид недоброго бульдога для желудка оказался чем-то вроде катализатора, только очень концентрированного. Вытирать жеппу было некогда, да и не входило в число любимых Гениных привычек.
Он, как птица из клетки, выпорхнул на улицу и побежал, благо бегать он умел. Через три квартала остановился, чтоб перевести дух. Беглый осмотр и принюх показали, что он ничем не отличается от коренных и не очень петеруржцев.
«Kempinski Hotel Moika 22» прочитал Гена вывеску.
«Ну, хоть не помойка» - обрадовался он и попытался ввалиться внутрь этого бюджетного заведения.
- Нахуй отсюда! – произнес швейцар, - по понедельникам не подаем!
- Ты че бля? – Гена почему-то решил, что именно так