Библиотека | Вадян Рондоноид | РОНИТИ. Жизнь четвертая
Правда, иногда в этом навозе попадались и просто хорошие несчастные девчонки.
– Зачем ты здесь? Неужели ты на самом деле хочешь замуж за этого урода?
– Понимаешь… я живу в глухом леспромхозе… мама умерла, а отчим спивается… родных у меня больше нет… я за черта замуж выйду, только бы выбраться из этой жизни.
– Переезжай к нам в город! Живи и работай здесь!
– Кем? Проституткой? У меня нет денег. Нет образования. И кому я здесь нужна?
– Ты поступишь в универ, устроишься на хорошую работу, – горячо говорю я и тут же умолкаю, устыдившись глупости своих слов. Она понимает это и грустно улыбается.
– Что она сказала? Я ей нравлюсь?! – нетерпеливо спрашивает Урано.
– Она… хорошая девушка. Но я не думаю, что ты ей очень нравишься. Скорее… она рассматривает тебя как способ измениться к лучшему.
– Да, это так! – Урано начинает взволнованно бегать по номеру, – Сирой ками, сирой ками… Чистая белая бумага, на которой можно написать любой иероглиф…
Но он не спешил “писать иероглифы на листах бумаги”, чистых и не очень, которые мы ему в обилии поставляли. Он не проводил даже “приватных экзаменов” на широкой гостиничной кровати. Долгое время для меня было загадкой его маниакальное упорство, пока однажды не осенило – на самом деле он и не собирался жениться! Ему даже не нужен был секс. Ему, нелепому азиатскому мужичонке, доставляло удовольствие просто перебирать русских девок, небрежно вертя их так и этак, в конечном счете отфутболивая восвояси. Здесь, в России, он выбирал живой товар и был хозяином положения. За это наслаждение он был готов работать как лошадь, копить деньги на очередную поездку, тратиться на дорогущий дерьмовый сервис наших любимых туркомпаний, прикармливать всяких прихвостней вроде нас с Возилой и Лехой. Мне было стыдно за наших убогих девиц. Мне было стыдно за себя, из-за денег участвующего в этой жалкой ярмарке тщеславия. Мне было стыдно за Урано, копающегося в нашей грязи и получающего от этого удовольствие. Мне казалось, что я понял этого человека.
Нос не сломан, а порванная и заляпанная рубашка – пустяки. Длинный коридор приемного покоя погружен во тьму, только в самом его конце, на столе дежурной медсестры, горит настольная лампа.
– Болит? – участливо интересуется Урано.
– Уже нет, тебе досталось больше, – я осторожно убираю от лица липкую руку. Эх, Вовчик, Вовчик! Многострадальный недотепа, обладающий уникальным даром навлекать неприятности не только на себя, но и на окружающих, – Если бы ты не вмешался, было бы гораздо хуже. Где ты научился этому?
– Дзи Эй Тай. Малый противолодочный эсминец “Курама”. Командир-стрелок палубного разведовательного вертолета, – он иронично наблюдает за моей реакцией, – А ты думал, я всю жизнь был прорабом? Сейчас уже старый стал. Раньше дрался хорошо.
– Зачем ты сделал это? Ведь тебя это не касалось? – я пристально смотрю в его отекшее от гематом лицо. Не отвечая мне, он некоторое время отрешенно изучает трещины на стене.
– Однажды Сон Ли решил проверить своего генерала. Он раскалил рукоять кочерги и поставил ее возле очага, – опустив глаза, Урано аккуратно складывает вчетверо пропитанный кровью платок, – Генерал пришел и, как обычно, взял кочергу в руки. Ничем не выдав себя, он начал спокойно помешивать тлеющие угли, Увидев это, Сон Ли подошел к генералу, молча взял из его рук кочергу и начал мешать угли сам.
Я сижу, молча слушая его неспешный монолог.
– Я знаю, что ты, как и все остальные, считаешь меня нелепым и смешным, – под его грустным и задумчивым взглядом мне становится неуютно, – Так и есть. Я действительно нелеп и смешон. В 53 года я застенчив как подросток. Не умею общаться с людьми. В 35 лет моя семья женила меня на женщине. Старше меня. Но вскоре после рождения ребенка она ушла. У меня есть единственный сын. Но он не знает и не любит меня. Это причиняет мне боль. С другой стороны, останься он со мной – что я мог бы ему дать? чему научить?
– Я ведь хотел совсем немного, – он с трудом улыбается разбитыми губами, – Я хотел встретить любовь и обрести покой. Я часто слышал, что только в России живут самые добрые и ласковые девушки. Но все было напрасно. Ты знаешь. Я приезжал сюда 15 раз за последние два года. Теперь я понял, что с самого начала это была глупая нелепая затея. Как и все, что я делал в своей жизни. Такая же глупая и нелепая, как и я сам. Я очень устал. Я здесь лишний. Я возвращаюсь в Японию.
– Почему ты рассказываешь мне все это? – больше всего на свете мне хочется оказаться подальше от человека, выворачивающего передо мной свою душу.
– Потому что ты много сделал для меня. Ты единственный, кто понял мою боль, – на его спокойном печальном лице нет обычной приклеенной улыбки, – Потому что ты мой друг.
– Я ничего не сделал для тебя. Я всего лишь нанятый тобой всеядный переводчик, – хрипло отвечаю я, с тоской глядя в ночной лес сквозь мутное стекло, – Я не твой друг.
– Вот как? – он слегка улыбается одними уголками глаз, – Тогда почему мы оба здесь?
Вскоре после того ночного разговора он уехал на родину, чтобы никогда больше не вернуться. Никем не понятый, нелепый смешной человек, считавший меня своим другом. Искавший, но так и не нашедший свое счастье.
udaff.com
– Зачем ты здесь? Неужели ты на самом деле хочешь замуж за этого урода?
– Понимаешь… я живу в глухом леспромхозе… мама умерла, а отчим спивается… родных у меня больше нет… я за черта замуж выйду, только бы выбраться из этой жизни.
– Переезжай к нам в город! Живи и работай здесь!
– Кем? Проституткой? У меня нет денег. Нет образования. И кому я здесь нужна?
– Ты поступишь в универ, устроишься на хорошую работу, – горячо говорю я и тут же умолкаю, устыдившись глупости своих слов. Она понимает это и грустно улыбается.
– Что она сказала? Я ей нравлюсь?! – нетерпеливо спрашивает Урано.
– Она… хорошая девушка. Но я не думаю, что ты ей очень нравишься. Скорее… она рассматривает тебя как способ измениться к лучшему.
– Да, это так! – Урано начинает взволнованно бегать по номеру, – Сирой ками, сирой ками… Чистая белая бумага, на которой можно написать любой иероглиф…
Но он не спешил “писать иероглифы на листах бумаги”, чистых и не очень, которые мы ему в обилии поставляли. Он не проводил даже “приватных экзаменов” на широкой гостиничной кровати. Долгое время для меня было загадкой его маниакальное упорство, пока однажды не осенило – на самом деле он и не собирался жениться! Ему даже не нужен был секс. Ему, нелепому азиатскому мужичонке, доставляло удовольствие просто перебирать русских девок, небрежно вертя их так и этак, в конечном счете отфутболивая восвояси. Здесь, в России, он выбирал живой товар и был хозяином положения. За это наслаждение он был готов работать как лошадь, копить деньги на очередную поездку, тратиться на дорогущий дерьмовый сервис наших любимых туркомпаний, прикармливать всяких прихвостней вроде нас с Возилой и Лехой. Мне было стыдно за наших убогих девиц. Мне было стыдно за себя, из-за денег участвующего в этой жалкой ярмарке тщеславия. Мне было стыдно за Урано, копающегося в нашей грязи и получающего от этого удовольствие. Мне казалось, что я понял этого человека.
Нос не сломан, а порванная и заляпанная рубашка – пустяки. Длинный коридор приемного покоя погружен во тьму, только в самом его конце, на столе дежурной медсестры, горит настольная лампа.
– Болит? – участливо интересуется Урано.
– Уже нет, тебе досталось больше, – я осторожно убираю от лица липкую руку. Эх, Вовчик, Вовчик! Многострадальный недотепа, обладающий уникальным даром навлекать неприятности не только на себя, но и на окружающих, – Если бы ты не вмешался, было бы гораздо хуже. Где ты научился этому?
– Дзи Эй Тай. Малый противолодочный эсминец “Курама”. Командир-стрелок палубного разведовательного вертолета, – он иронично наблюдает за моей реакцией, – А ты думал, я всю жизнь был прорабом? Сейчас уже старый стал. Раньше дрался хорошо.
– Зачем ты сделал это? Ведь тебя это не касалось? – я пристально смотрю в его отекшее от гематом лицо. Не отвечая мне, он некоторое время отрешенно изучает трещины на стене.
– Однажды Сон Ли решил проверить своего генерала. Он раскалил рукоять кочерги и поставил ее возле очага, – опустив глаза, Урано аккуратно складывает вчетверо пропитанный кровью платок, – Генерал пришел и, как обычно, взял кочергу в руки. Ничем не выдав себя, он начал спокойно помешивать тлеющие угли, Увидев это, Сон Ли подошел к генералу, молча взял из его рук кочергу и начал мешать угли сам.
Я сижу, молча слушая его неспешный монолог.
– Я знаю, что ты, как и все остальные, считаешь меня нелепым и смешным, – под его грустным и задумчивым взглядом мне становится неуютно, – Так и есть. Я действительно нелеп и смешон. В 53 года я застенчив как подросток. Не умею общаться с людьми. В 35 лет моя семья женила меня на женщине. Старше меня. Но вскоре после рождения ребенка она ушла. У меня есть единственный сын. Но он не знает и не любит меня. Это причиняет мне боль. С другой стороны, останься он со мной – что я мог бы ему дать? чему научить?
– Я ведь хотел совсем немного, – он с трудом улыбается разбитыми губами, – Я хотел встретить любовь и обрести покой. Я часто слышал, что только в России живут самые добрые и ласковые девушки. Но все было напрасно. Ты знаешь. Я приезжал сюда 15 раз за последние два года. Теперь я понял, что с самого начала это была глупая нелепая затея. Как и все, что я делал в своей жизни. Такая же глупая и нелепая, как и я сам. Я очень устал. Я здесь лишний. Я возвращаюсь в Японию.
– Почему ты рассказываешь мне все это? – больше всего на свете мне хочется оказаться подальше от человека, выворачивающего передо мной свою душу.
– Потому что ты много сделал для меня. Ты единственный, кто понял мою боль, – на его спокойном печальном лице нет обычной приклеенной улыбки, – Потому что ты мой друг.
– Я ничего не сделал для тебя. Я всего лишь нанятый тобой всеядный переводчик, – хрипло отвечаю я, с тоской глядя в ночной лес сквозь мутное стекло, – Я не твой друг.
– Вот как? – он слегка улыбается одними уголками глаз, – Тогда почему мы оба здесь?
Вскоре после того ночного разговора он уехал на родину, чтобы никогда больше не вернуться. Никем не понятый, нелепый смешной человек, считавший меня своим другом. Искавший, но так и не нашедший свое счастье.
udaff.com