– Ни сумлевайси, хазяен! Как у Христа за пазухай хатка-то будет. Хлазьев мы с нийе ни спустем, не адна шушуга забулдыжныйя али мизгирь малой промежду воротьев ни праскочет, ужо мы пастаражим-то! – деликатно отвернувшись, Серый смачно высморкался в снег. Вытерев руку о линялую камуфляжную куртку, он застенчиво и заискивающе глянул в глаза мужчине в полушубке, – Аднака жы, камандир, диньгой ищщо не падагреешь, ли как? А то ужо очинно холадно тутова в старошке... особливо ночью... хотя маруха-то наша и греет иза всех сил, хе-хе...

Словно в подтверждение его слов дверь заброшенного дачного домика, а ныне “казачьей сторожки”, со скрипом распахнулась, на мгновение выпустив клуб кислого пара и показав нищее убранство единственной грязной комнаты. Из сторожки выскочила растрепанная Манька, в одном ватнике на розовом голом теле и в кирзачах. Увидев мужчину в полушубке, она глупо захихикала, кокетливо запахнула одеяние на пышной груди, и с визгом и матами покосолапила в нужник. Следом за ней, щурясь от яркого солнышка, выполз на крыльцо забодунелый Гандоха Волдырь. Блаженно выругавшись, он расстегнул ватные штаны с нашитыми лампасами и начал со сладострастными стонами изливаться в разноцветный сугроб. Мужчину в полушубке передернуло от отвращения. Его жена и дочка – обе столь ухоженные, что не сразу поймешь, кто из них кто – сделали ужасные круглые глаза и возмущенно зашептались.

– Ну дык нашшот динжат-то, как оно, а? – скромно кашлянув, напомнил Серый.
– Да-да, конечно... – мужчина в полушубке вышел из ступора и торопливо протянул Серому несколько мятых купюр.
– Вот спасиба тибе, хазяен! Мизгирь носа не подточит, усе будет в ажуре, а па крайям ф шакаладе! – Серый шустро припрятал купюры под засаленную шапку, лучезарно осклабился и протянул для рукопожатия свою лапу с черными изломанными ногтями и обветренной кожей. На лице мужчины в полушубке отразилась целая гамма душевных мук. Однако, вспомнив о необходимости терпимо относиться ко всем людям, независимо от социального статуса, он храбро пожал заскорузлую клешню. Затем, брезгливо вытерев ладонь о брюки, торопливо запрыгнул в микроавтобус. Взревев двигателем и подняв облако снежных брызг, бегемотообразная машина круто развернулась и резво укатила по свежей колее в сторону города. Серый вздохнул, – Ну чаво ты тама копаисси, Гандоха? На дозор иттить надобно. Пашли што-ль?

Натянув папаху и громыхнув подкованными прогарами, Гандоха Волдырь молча спрыгнул с крыльца. Через несколько минут, парея перегарным выхлопом, казачий патруль в составе двух бойцов бодро вышагивал по скрипучему снегу. Дорога предстояла дальняя. Нужно было обойти несколько садоводческих обществ, заключивших устный договор на охрану и покровительство. Тянувшиеся вдоль дороги скромные, еще советских времен, домики сплошь были украшены одинаковыми черными крестами, выжжеными паяльной лампой прямо на деревянных стенах. Сочетание этих мрачных рунических знаков с мертвой тишиной наводило на зловещие мысли, что все люди в округе вымерли от какой-то жуткой средневековой эпидемии. На самом деле черный крест означал лишь, что дом находится под охраной казачьего разъезда в лице атамана Серого, есаула Гандохи, многоцелевой Маньки и еще пятерых строевых казаков, а по совместительству – грузчиков в окрестных вино-водочных магазинах. Тишина тоже объяснялась просто – дачный поселок мирно уснул до весны, как это бывало и год, и десять, и двадцать лет назад.

Внезапно за новым поворотом показался домик без черного креста.

– Слы, Гандоха... вона она... скупирдяевская хатка! Можа мы им тама пошуруем слегонца? Тыж, в рукамойник насерим, а?!... Ну да ладна! Пущщай для первастнаво раза проста придуперждение будит... дескать, зря енто мы принибиригли казачками-то, зря... пожадниковали, одним словом... – Серый поднял увесистую ледышку и ахнул ею в окно домика. Стекло с веселым звоном брызнуло, Серый радостно рассмеялся и обернулся к молчаливому Волдырю, – Каково жахнуло, все аредом!

– Неплохо, – коротко глянув в сторону разбитого окна, согласился Гандоха Волдырь, – Но я давно собирался поговорить с Вами наедине, уважаемый Сергей Илларионович. Не сочтите за обиду, но меня весьма коробит Ваша так называемая “народная” манера выражаться. Уж очень она у Вас э-э-э... – он наморщил лоб и задумчиво пожевал губами, – Гротескно-псевдо-ретро-босякская. Не у Салтыкова ли Щедрина, или Зощенко Вы переняли этот кошмарный говорок?

– Обижаете, любезный Антон Вольдемарович, – совершенно не ожидавший такого поворота, Серый и в самом деле слегка обиделся, – Мой, как Вы изволили выразиться, “гротескно-псевдо-ретро-босякский говорок” есть самая настоящая речь отечественных маргиналов на нынешнем витке своей инволюции. Причем заметьте! В отличии от Вас, я полностью исключил из нее нецензурные слова, без какой-либо потери выразительной сочности, лексической связности и исконно-русского колорита.

– Ваши слова о “выразительной сочности” напомнили мне тупиковые рассуждения поэтов-народников конца 19-го века, которые, подобно Вам, пытались создать совершенно искусственную концепцию народной речи, не имевшую ничего общего с...

Над поселком висела звенящая морозная тишина, какая обитает только в глухих заснеженных хуторах в самый разгар зимы. В ультрамариновой глубине девственного искристого снега неотвратимо зрели и разливались по низинам ранние январские сумерки. Две неуклюжие фигурки в лохмотьях неспеша брели по заснеженной дороге, о чем-то горячо дискутируя и позвякивая выточенными из старых рессор шашками.

– ... отнюдь. Я косвенно затронул этот вопрос в своей последней монографии. А Вы опять подменяете понятия, милейший Сергей Илларионович. Совсем недавно Вы лично продемонстрировали механизм “социального рэкета”, разбив стекло куском льда ...

– Посмею с Вами не согласиться, драгоценнейший Антон Вольдемарович! Отождествляя в своей работе российский социум с европейским и американским, Вы исходите минимум из двух неверных предпосылок. Во-первых, Вы совершенно точно подмечаете, что американцы платят своим неграм и прочим деградантам пособия по безработице, чтобы те сидели в своих гетто и не изучали “Капитал” Маркса. Но Вы забываете, что Америка принадлежит к “золотому миллиарду” и может позволить себе немыслимую для нас роскошь – содержание такого количества дармоедов. Во-вторых, в современной России низшая социальная прослойка (к которой мы с Вами имеем честь принадлежать) несравненно более широка, и я даю голову на отсечение, что Государство в ближайшие сто лет НИЧЕГО не предпримет для поддержки своих аутсайдеров. Русский народ аморфен и лишен национальной идеи, и он уже никогда не будет читать Маркса и строить баррикады, или иным способом бороться с социальной несправедливостью. Вместо этого он просто тихо сопьется и вымрет...

– Но позвольте!

– Нет, простите, я не завершил свою мысль. Вы забыли еще об одном факте. И в Америке, и в нашей стране высший слой надежно защищен от низшей касты “париев” такими институтами, как полиция, частные силовые структуры, соц.службы и прочие.