Трудно проявлять последовательность в благих делах. Но когда однажды начинаешь катиться под гору, нет ничего проще, чем безвольно плыть по течению, день за днем сдавая позиции. Слабые бессистемные попытки начать новую жизнь “с понедельника” обречены на провал. Демон саморазрушения, без труда задавив слабые голоса разума, совести и самосохранения, с гнусным хохотом все дальше и дальше увлекает даже не к пропасти (куда низвергаются герои и титаны), а просто в грязный вонючий тупичок, где наступит незамеченный никем финал глупо профуканной никчемной жизни. К чему бороться? Мир слишком жесток и несправедлив. Отчаяние и неудовлетворенность давно сменились равнодушием и апатией.

Окончательно заблудившись, он лихорадочно петлял по незнакомому району, слыша сзади топот ног, маты и крики. Сумку он давно выбросил, и теперь за нам гнались лишь потому, что жаждали его крови. Сейчас он несся вдоль “китайской стены”, мимо одинаковых пронумерованных подъездов. Внезапно впереди замаячила рабица охраняемой стоянки – пустынный двор не был проходным. Справа тянулся крутой склон, отделенный от длинного двора отвесной бетонной стеной, поэтому единственный путь к спасению был – нырнуть в один из подъездов. Насколько он знал, в таких без’арочных домах подъезды строят сквозными, с двумя входами по обе стороны здания.

Как ни странно, свет в подъезде горел. Он пулей пролетел мимо колумбария с раздолбанными сотами почтовых ящиков, мимо двух неработающих лифтов и переполненного мусоропровода, мимо лестницы с искореженными перилами – и только тогда увидел, что противоположная подъездная дверь наглухо забита досками и завалена мусором. По инерции пробежав пару метров и не глядя под ноги, он неожиданно споткнулся о бетонный порожек и грохнулся навзничь в вонючий закуток. Со стоном повернув голову, он вдруг замер, забыв подняться. Как раз на уровне его лица, в месте, где оплеванная осыпающаяся стена соприкасалась с обоссанным полом, виднелась какая-то аккуратная надпись. Ему пришлось неестественно вывернуть голову, чтобы ее прочесть. Это было два коротких слова – “ВСЕ ХОРОШО”. Забыв обо всем, он долго лежал на холодном смрадном бетоне, потрясенно шевеля губами.

Преследователи потеряли его след и, сбившись в кучу, медленно брели назад. Он сам нагнал их и, окликнув, зачем-то поднял обе ладони вверх. Он улыбался, пока на него надевали наручники и запихивали в “бобик”.

Ему не давали покоя две вещи – содержание и расположение этого послания. Вряд ли на него произвело бы впечатление что-то вроде “Удачи тебе, браток!” или “Все БУДЕТ хорошо”. Первый фамильярдно-пацанячий вариант мог бы вызвать мимолетное теплое чувство, не более. Такие наклейки встречаются на задних стеклах джипов-внедорожников. Второй вариант малоутешительно обещал что-то неопределенное – может быть, когда-нибудь, где-нибудь… “В С Е Х О Р О Ш О” – не когда-нибудь, а именно здесь и сейчас. Закрывая глаза, он ярко видел девять букв, аккуратно выведенных черным несмываемым фломастером. Это была предельно лаконичная и бесстрастная констатация Великой Истины. Настолько очевидной, что он всю жизнь не видел ее в упор... Второе, что не давало ему покоя – расположение. Малограмотными каракулями на двери лифта или перегородке туалета никого не удивишь. Другое дело – послание на стене, почти на уровне пола. Как же нужно вывернуть кисть руки, чтобы написать его? Не только прочесть – даже заметить его невозможно с обычного ракурса зрения. Пожалуй, единственный способ его увидеть – затравленно летя через мрачный длинный коридор, обрывающийся глухим тупиком, грохнуться лицом в самую грязь. “ВСЕ ХОРОШО” – простая как ветер мысль, летящая из ниоткуда в никуда. Странное послание без отправителя и адресата. Появившееся в его жизни в нужно время в нужном месте и перевесившее все книги по философии и психологии. Сидя в КПЗ в ожидании суда, он часами размышлял о личности и мотивах того, кто оставил его.

Его нелепый демарш с поднятыми руками был расценен как добровольная явка с повинной. Нашлись и другие смягчающие обстоятельства. В итоге он отделался условным сроком. Ему удалось восстановиться и закончить университет. Набраться смелости и позвонить той, кого из-за глупой обиды и каприза бросил несколько лет назад. Найти работу и отдать долги. Со временем погасить судимость. Короче, заново раскрутить заржавевший маховик своей жизни. И это оказалось совсем не так уж трудно, как мерещилось когда-то; одно дело – обреченно сидеть по уши в болоте и с тоской смотреть на далекую недостижимую вершину, и совсем другое дело – уже находиться на этой вершине, и спокойно делать очередной шаг вверх.

Нельзя сказать, что он осуществил все, о чем мечтал когда-то. Упущенные время и возможности, конечно, тоже сыграли свою роль, но дело было далеко не только в этом. Однажды он с удивлением понял, что многое из того, что не давало спокойно спать по ночам, казалось значимым и престижным, вдруг потеряло свою ценность и притягательность.

Он никому не рассказал о том случае. Почти никому. Как и следовало ожидать, так поразившее его послание претерпело-таки в его сознании неизбежную трансформацию временем. Но оно не поблекло и не потеряло силы, как многие многоумные фразы-костыли, которыми он временами пытался подпереть свою хромающую на обе ноги судьбу. Оно не превратилась в замызганную надоевшую бумажку-стикер, забытую где-то в дальнем захламленном углу сознания – скорее, изначально пламенеющие в пустоте огненные буквы переплавились в приглушенно мерцающие золотые слитки, лежащие на полированном черном дереве.

Молодая женщина закрыла входную дверь и задумалась. Она любила своего мужа, и знала, что он тоже любит ее и их маленького сына. Она была убеждена, что у него нет и не может быть другой женщины. Он был полностью открыт с ней и честен во всех вопросах – именно это составляло основу их семейное счастье. Но у него имелась своя тайна, маленькая потайная дверь, куда он не пускал никого, даже ее. Она не знала, куда он уходится воскресными вечерами раз в месяц на несколько часов.

И зачем он кладет в карман черный несмываемый маркер.

udaff.com