Часть-1

Фрося проснулась среди ночи и почти сразу, словно в озарении поняла, что не спит. Казарма, тихая и не по совецки свежая тонула в запахе полумрака и портянок. Ряды коек стояли мрачные и трагические, как мавзолеи неизвестных вождей. В кромешной тишине время от времени раздавались пронзительные скрипы панцирных сеток и не менее пронзительные стоны прищемленных гениталий. Смеркалось.

Пошарив в изголовье, Фрося нащупала старую портянку и судорожно, со всхлипом высморкалась в неё. Посмотрев на свой секундомер фирмы, Заря она, каким то шестым чувством догадалась, - полночь. Спать до непристойности не хотелось, а до ужина была ещё целый циферблат. Что же делать, вот уже в тысячный раз предположила она? И тут расположилось то чудо, о котором принято молчать в любых художествах, а тем более в литературе и книжках. Фрося, медленно, как при разборке противотанкового автомата встала с диван-кровати. Надела свои сабо и сунув в голенище сапёрную лопатку, устремилась в сторону входа-выхода. Сразу за дверью, свернувшись крендельком на своей тумбочке, тихо посапывал дневальный Мастурбаев. От его давно нестриженных пяток пахло свежим кумысом, мастурбой, ковыльной степью и несущимися по ней стадами белоснежных ишаков-иноходцев.

Скользящей, бестелесной капибарой Фрося прокралась в Ленинскую комнату. Там при тусклом свете лампочки Ильича она предалась своему любимому занятию. Включив телевизор, Снежок-М на самую тихую негромкость и разлегавшись на раскладушке она под звуки Крейцеровой сонаты композитора Родольфо Крейцера выковыривала козявки из носа и меткими щелчками посылала их в бюст вождя мирового пролетариата. При последнем, особо метком попадании крупнокалиберная, разрывная козявка отколола у вождя часть мраморного уха. И Фрося устыдившись, проблеяла: - Простите меня товарищ Каплан. Ленин покраснел от такой вопиющей неграмотности, но смолчал.

Ровно через два часа сорок пять минут сие интеллектуальное времяпрепровождение подзаебало девушку и она, тепло, попрощавшись с Ульяновым, вышла в коридор. В коридоре были стены и пол. Недолго думая Фрося смело шагнула на пол и пошла в сторону уличной прохлады. Ночь встретила её запахами свежих помоев со стороны пищеблока и белоснежными свечами каштанов. Из далёкой степи Прибобруйя ночной ветерок доносил запахи колосящихся озимых маков и ароматное пение цикад.
Была, не была, - подумала Фрося. Потуже затянула подмышками резинку трусов и грубой иноходью потрусила в сторону огней ночного Бобруйска.

Часть-2

В этом кафе на въезде в город нормальные люди не столовались. Только дальнобойщики и милиция. В тот скорбный день, когда Фрося вошла в двери заведения, в кафе было пусто как в катафалке дальнего следования. Кроме трёх десятков бухающих дальнобоев, да пятидесяти обкуренных рокеров не было ни души. Фрося боком протиснулась в настежь распахнутые створки и сразу же направила поступь своих саб в сторону барной стойки. Взгромоздив свою не по девичьи габаритную спину на табурет, Фрося бросила на стойку трёхсот долларовую банкноту ассигнаций и пискнула, на миг, заглушив вакханалию Роллингов, - Водки с памидорным соком скот, да побыстрее!
Обаятельный бармен, с детства страдающий болезнью Паркинсона-Альцгеймера, улыбнулся ребром лица и спросил: - Сосать будете или глотать? В смысле вам соломи….Договорить инвалид не успел. В тот миг, когда его простое бабруйское лицо состыковалось с барной стойкой, он успел вспомнить дедушку и героя своего детства Славу Штирлица. А дальше наступило спасительное похуй!

Опасность Фрося почуяла нижней частью спины и практически сразу поняла, - это опасно! Мохнатая тень накрыла её своей тенью. В зеркале напротив Фрося увидела хозяина тени, это был толстый и дурно пахнущий Денимом верзила-рокер. Бицепсы на его груди и шее сыто переливались, улыбка ничего хорошего не завещала. Косматая рука протянулась к Фросиному зашивороту. Не думая, руководствуясь всего лишь своими низменными инстинктами, Фрося захватила эту руку в замок и молниеносным надрывом бросила верзилу на заблёванный паркет. Ощущение было таким, будто она его бросила на пол. Голова рокера, войдя в соприкосновение с полом, сломалась в области шеи и, дернувшись, затихла. Его васильковые глаза с удивлением и нелепо смотрели на мир.
- Голубоглазенький мой, - прошептала Фросина губа и заполнилась слезами надрыва.

И сразу, как будто бы сговорившись, все сорок девять оставшихся рокеров бросились на хрупкую осанку девушки. Они налетели как огромные хищные слоны на маленького зайчика. Фрося исчезла под их толстыми нелепыми телами, замелькали цепи, кастеты, дубинки и другой инвентарь. В какой то момент толпа распахнулась, и двое бандитов вытащили третьего истекающего кровью и мерзким запахом изо рта. Наконец толпа разверзлась, как разверзается зазевавшаяся ширинка. В воздух подлетели сразу пятеро «быков» завалив в падении ещё человек шестьдесят.

Фрося, в разорванной до голеностопа тельняшке, вся в крови и прочих синяках выглядела устрашающе и антифашистски. Её загорелые волосатые руки ходили как поршни принтера, тело неуловимо быстро сдвигалось, ускользая от ударов, смазывая их мощь и надпор. А руки тем временем деловито и торопливо ломали суставы, перебивали толстые кости лобков, разрывали связки и пробивали головы. Хрупкая совецкая девушка, как бы понимая, что время её торжества уходит, старалась нанести врагу максимальную ущербность. Ещё удар и ещё, вот главарь рокеров с шейкером в горле медленно, словно в дурном кино начал оседать на пол. И тут двери распахнулись и громогласный вопль, - на пол суки, опомнил Фросю. Это был комендантский патруль! А то!!!

Но Фрося уже при всём желании не могла остановиться. Командующий патрулём, старший прапорщик Фтютченко пострадал первым. Тяжелый, по твёрдости не уступающий голове комбата кулак с утробным хлюпаньем врезался в морду лица молодцеватого «знаменосца». Последнее, что успел сделать до трепанации прапорщик, - это крикнуть – огонь на хуй! И тут же бойцы патруля открыли стрельбу по ничего не подозревающей беззащитной девушке. Резиновые пули со смещённым центром тяжести с противным звоном отскакивали от милой головки и остального туловища Фроси. Наконец кто-то догадался бросить гранату с «черёмухой» и моментально, в течении сорока минут Фрося потеряла сознание. Её последними словами перед спасительным забытьём были: - Врёте суки, у нас в Перми этим дышут.

Часть-3

Очнувшись, Фрося первым делом открыла глаз и увидела склонившийся над ней начищенный до блеска сапог. Сапог переминался с ноги на ногу и противно скрипел резиной. Открыв дублирующий глаз, Фрося увидела ещё один сапог и попыталась посмотреть вверх. Вверх посмотрелось, и девушку озарило, она лежит на кровати. Когда её зрение полностью очистилось от шлаков и прочих дефекалов, она увидела перед собой бравого военного с лживыми повадками капитана гарнизонной и караульной службы. Капитан по ленински сощурил зеницу ока и ласково улыбнувшись, сказал: - Ну, вот и вояка наша проснулась. Как почивалось, спящая красавица?