Сюжет полностью вымышлен,
любое совпадение событий, названий и имен
является случайностью.


“ ... концептуалогическая диаметральность ... эсхатологизм бифуркаций ... ” – Славик изо всех сил боролся со сном. Выбора у него не было – к утру финальная версия статьи должна быть отправлена в печать.

...

Последний разговор с Завлабом был весьма неприятен:
– Защита на носу, а у Вас слишком мало публикаций! – Завлаб нервно метался на кривых ножках по крошечному кабинетику, от забитого пожелтевшими бумагами рассохшегося шкафа до вечно запертого, ржавого и пыльного несгораемого сейфа. “Что он там хранит?”, – не раз ломал голову Славик.

– Но у меня есть множество выступлений на конференциях, препринты, тезисов докладов ... – вяло отбивался Славик.

– Это все не то! – Завлаб гневно пошевелил густыми зарослями в носу, – большинство Ваших, с позволения сказать, публикаций сделаны в этом ... как его ... в интернете! – Слово “интернет” прозвучало к устах Завлаба как страшное ругательство, – И до сих пор нет ни одной статьи в “Российском Фундаментальном Гранотогрызе”.

Славик измученно закрыл глаза. Журнал “Российский Фундаментальный Гранитогрыз” был ужасом всех аспирантов СО/ДВО РАН. Видимо, время вокруг него остановилось, и даже накануне нового тысячелетия его редколлегия продолжала жить в каменном веке – отформатированные тексты статей нужно было присылать обязательно в Техе (кошмарном редакторе времен MS DOS), а резюме писать от руки на плотном картоне, подчеркивая по линейке цветными карандашами ключевые слова. Любое несоответствие суровым канонам издательства – и статьи в сотый раз, спустя пару месяцев тоскливого ожидания, безжалостно возвращались обезумевшему от отчаяния молодому автору. Трагизм ситуации усугублялся тем, что наличие нескольких публикаций в “Российским Фундаментальном Гранитогрызе” было обязательным условие во многих ученых советах.

– Вы же ученый! – голос Завлаба задрожал от патетики, – Ни какой-то прощелыга прикладник, и не пидарас-бизнесмен, которому я руки не подам при встрече... именно мы настоящие учение, и кому как не нам с Вами двигать российскую науку, ее фундаментальные исследования! а Ваша проблематика, Нифиговая Хренотень, это же прорыв в будущее! гениальная концепция, серьезная проработанная научная база!

Славик слишком хорошо помнил, как родилась гениальная концепция его детища, его проклятия – Нифиговой Хренотени. Это было уже много лет назад. Она возникла в его горячечном мозгу после адского отжига в общаге, в конце 2-го курса, как раз накануне выбора темы очередной курсовой работы. Если считать “научной базой” две наспех прочитанных библиотечных брошюрки, один скуренный косячок, кинутые на кишку полторы таблетки димедрола, пару-тройку колес и восемь бутылок дерьмого “жигулевкого”, то научная база действительно была солидная. Знал ли тогда молодой, глупый и беззаботный Славик, чем все это кончиться? Псевдонаучная идея, в шутку выданная им на пленарном заседании кафедры, была неожиданно серьезно выслушана, благосклонно принята руководителем курсовой работы и одобрена сверху. Курсовая работа со временем вылилась в дипломную, а потом как-то незаметно доросла и до дисссертации.

В самом начале, рабочее название придуманной им концепции было скромным и непритязательным – Лажовая Залепа. Но профилирующая наука, разумеется, все эти годы не стояла на месте, а зоркий Завлаб (по совместительству научный руководитель Славика) чутко следил за новейшими поветриями. Так, когда в западной прессе зачастили статьи о том, что некогда модная “залепология” отживает последние дни, а на смену ей уверенными шагами идет более прогрессивная парадигма “байдизма”, работа Славика была срочно переименована в Лажовую Байду. Название менялось еще много-много раз. Словно лиана-паразит, жадно питаясь личным временем, нервами и душевными силами Славика, Лажовая Залепа-Байда обрастала все новыми дополнениями и уточнениями, углубляла свой научный базис и расширяла сферу своего потенциального применения, в конце концов начав жить самостоятельной жизнью и превратившись в чудовищную химеру – Нифиговую Хренотень.

За годы учебы в университете и аспирантуре Славику пришлось сделать кучу докладов и написать множество статей по теме своих исследований, начиная с самых первых “Лажовая Залепа. Вводный доклад на закрытом заседании кафедры” и до самых свежих “Нифиговая Хренотень. Уточнение 135-го знака после запятой постоянной Мозготрахмана в нелинейной системе уравнений Дж.К.Мазерфакера Джуниора”.

Писать новые статью было совсем нетрудно. Когда мнение забугорного научного сообщества менялось в очередной раз, Славик с отвращением переделывал название предыдущей статьи, механически перетасовывал и скрамблил главы, а во все тексте заменял устаревшие термины на новые, например “байда” на “хренотень” (с учетом падежей русского языка), ни сколько не вникая в написанное давным-давно содержание. Впрочем, весь институт методично занимался примерно тем же самым – клонировал свои и компилировал чужие публикации в жестокой борьбе за прибавки к скудному жалованию, в стремлении к грантам, новым категориям и эфемерному карьерному росту.

Жизь в родном институте совсем походила бы на сонное болото, если бы не Вовчик. Аспирант-погодок из соседней лаборатории, измученный несварением, перхотью, нервным тиком и хроническим онанизмом, он был самым ярым и непримиримым научным оппонентом Славика. Не пропуская ни одного доклада Славика, он без конца вставлял едкие замечания и задавал каверзные вопросы. С содроганием видя среди редких слушателей его напряженную хорькастую мордочку, Славик много раз хотел в отчаянии крикнуть “мужик, оно тебе надо?!”. Но нелепость этого вопроса, как и очевидность ответа на него Славик знал заранее – “ДА, ОНО МНЕ НАДО!!!”. В отличии от Славика, мечтавшего защититься и навсегда покинуть институт в частности и науку вообще, Вовчик нигде больше не работал, гордо сосуществуя с мамой и бабушкой в коммуналке на институтские гроши, всецело посвятив себя Науке.

Вовчик занимался альтернативной темой, которая называлась Нихреновая Офигень. По негласному мнению местного научного сообщества, уровень его исследований по всем показателям уступал работе Славика, и сей факт, по-видимому, не на шутку разъедал его юную душу жгучей профессиональной завистью. Как-то раз, выпустив монографию в институтстком издательстве, Вовчик презентовал Славику одному из первых ее экземпляр, сопроводив сей дар ядовитыми и туманными пожеланиями научных успехов. Чуть ли не следующий день по институту поползли слухи. “Ай-яй-яй... вы слышали? ... наш Славик украл у Вовчика научную идею ... прямо вот так взял и выдрал кусок из моногорафии” – попивая чай в бесконечные обеденные перерывы, судачили по комнатушкам дебелые научные кумушки и козлобородые доктора наук. Но кривотолки и наветы мало беспокоили Славика. А пресловутую монографию Вовчика он в тот же день выкинул в мусоропровод, суеверно опасаясь подхватить лоховскую карму и заурядный бытовой сифилис.

...

– Айда после защиты к