Поздняя осень. Хмурое, безрадостное небо. Кучные облака, влажные и дождливые. Мелкий противный дождик, сеющий как из ведра. Плац, по которому ещё совсем недавно пытались маршировать Фросю, запорошён павшей листвой крыжовника. Пожелтевшие ели стоят унылые и предвкушающие. Стоя на крыльце казармы Фрося провожает задумчивым взглядом клин перелётных воробьёв. Жалобно курлыча, они как бы прощаются навсегда и как бы улетают. Осень, пора заготовки варенья и оплаты долгов в МВВ.

В казарме, на спинке кровати висит парадная форма. Сколько бессонных ночей провели над ней добрые и трудолюбивые руки писаря. Китель украшен вышивкой и бисером, подворотничёк подшит поливальным шлангом. Аксельбант сверкает выкрашенный акварельными красками. Парадные трико с белыми лампасами отутюжены и накрахмалены. Новенькие кеды с помпончиками начищены лучшим гуталином до зеркального блеска. Всё готово, почему же на сердце так беспокойно и антисоветски?

Вчера вечером, сразу после отбоя в казарму вежливо постучав в форточку, зашёл замполит Александр Романов. Прозванный среди бойцов за лёгкий норов и добродушие «Дылдой» и «королёшкой». Уныло по-осеннему пыхтя и попёрдывая, он присел на край Фросиной кровати. – Здравствуйте Батарейкина, вот пришёл попрощаться с вами. Последнюю неделю, честно говоря, только о вашей жо… о вашей демобилизации и думаю. Извёлся весь, поверите, дрочить перестал, а всё одно, не попускает.
С этими словами «Дылда» достал из кармана галифе двенадцать бутылок водки, баллон пива «Балтика» и семь килограммов копчёной колбасы «Алёнушка». Разместив всё это великолепие на Фросином животе замполит предложил: - Ну, что Фросенька, давай прощальную, да поеб, в смысле поедим по дембельски.

Фрося разлила водку по пол-литровым гранёным кружкам и, вздохнув, предложила: - Ну, давайте товарищ майор для начала по маленькой. Выпили, не чокаясь и поцеловавшись, закурили. Раскурив свой кальян, замполит всплакнул и, высморкавшись от горя, в пробегавшую мимо, телеграфистку заявил: - Никуда ты Фросенька без меня не поедешь. Не пущу, люблю я тебя и хочу, чтобы ты стала моей женой. Если можно, то анально.
Порывшись в кармане, он достал восемь упаковок почти новых презервативов.
- Всё, как ты любишь зайка. С щекотушками и вкусом малины. Пахнет хорошо и во рту потом свежо и приятственно.

- Эх, товарищ майор знаете, как ублажить честную девушку. Вы посидите, я быстро сбегаю, покакаю и дам вам всё, что вы попросите. У меня под подушкой лежит надувная вагина, можете пока понадувать. Её когда спускаешь, она так смешно губами делает тпрррууууу….
Ушла Фрося, а замполит от приближающегося горя заплакал и, достав из нагрудного кармана переносной геликон, стал музицировать. По казарме поплыли тёплые и волнующие звуки реквиема. Плакал майор, а на душе его скребли сибирские кошки и другая живность. Плакал по безвозвратно утерянной юности, по девичеству, утраченному в окопе на передовой, под завывание бомб, на трупе старой слепой лошади. Слёзы падали из его карего глаза, на табельные галифе, оставляя после себя мокрые разводы в форме сердечек. Губы дули и дули в сосок геликона. Сцена была настолько волнующей и трепетной, что половина казармы уже по второму кругу бегала дрочить в ленинскую комнату на постер с обнажённым Шварценеггером.

Ровно через сорок минут Фрося благостно отдуваясь и вытирая рукавом телогрейки, мокрое лицо появилась в казарме. – Ну что товарищ майор, небось, заждались меня. Я же говорила, быстро покакаю и…. Замполит разлил по кружкам, не чокаясь замахнул свою дозу и мягко уголками рта улыбнувшись, положил свою трепетную ладонь на могучее колено девушки. Фрося улыбнулась ему широко и радостно, так, что замполит невольно подумал, какие же у неё гланды красивые и здоровые. Фрося же тем временем взяла в руку член своего визитёра и, подышав на него как на оконное стекло, ласково куснула раздвоённую, как конское копыто головку. Затем, опустившись на колени перед сидящим майором и трепетно глянув ему в глаза, она начала сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрее ласкать его сокровище своим тёмно-коричневым пупырчатым языком.

Через три минуты всё было кончено. Аппетитно проглотив обильное семяизвержение замполита, Фрося облизала губы и, почмокав, сказала: - Вкуснятенаа, щас бы ещё хлебушка, да с лучком!
Замполит, задохнувшись от невыделимого счастья и упав в последней фазе со стула, лежал на полу и бессильно плямкал своими капризными алыми губами. А веселуха только начиналась.

Ещё через десять минут сношальцы, голые, как перед арбитражным судом лежали в проходе между коек на своевременно подстеленной таблице элементов. Зарывшись всем лицом в некошеную с самого рождения стерню, замполит вдыхал в себя волнующие запахи молодой вагины и позавчерашнего творога. Они лежали валетами и выполняли процедуру обоюдовпуклого минета. В одно из мгновений, когда терпение респондентов пошатнулось, они, дружно не сговариваясь, развернулись и оказались лежащими друг на друге. Поерзав, замполит осторожно, как на девственнице вставил своё пятисантиметровое чудовище в мочеиспускательный канал девушки. Далее последовали фрикционы. Их было много, и с каждым разом офицер всё глубже и глубже входил в лоно Батарейкиной. Наконец он почувствовал и, поняв, что сейчас это произойдёт, громко со всхлипом пукнул и…. И в этот миг Фрося попросила: - товарищ майор, если вас не затруднит, кончите мне, пожалуйста, в рот, я со вчерашнего дня ничего не ела, да и во рту пересохло.

Когда они, наконец, оторвались, друг от друга то обнаружили, что вся казарма, придвинув стулья поближе затаив дыхание, смотрит на их дружеские чудачества. Предприимчивый Поксман бегал по рядам и продавал попкорн и сосательные барбариски. Смутившись, они отпрянули от себя и быстро одевшись, сели на свои места. Майор быстро взял в руки газету «Вечёрку», оправдываясь тем, что если кто спросит, можно будет сказать, что отгадывал кроссворд. Фрося напрягла взгляд и мистически посмотрела на ряды сослуживцев. Ряды поредели и пропали. Через мгновение о факте соития свидетельствовали лишь тридцать девять деформированных презервативов, да клякса молофьи в форме кренделька на таблице Менделеева, в области галогенов.

До утра, сдвинув вместе три кровати, они спали вместе, мечтали о будущем, спорили на разные темы и целовались как октябрята. – Как жаль, что с нами нет капитана Позапрошлого, - вздохнула Фрося. Ты только не ревнуй, он не такой, как ты думаешь. Он здоровский. – И очень милый, - добавил майор, - и, смутившись, полез в карман плавок за папиросами.
- Фросенька, я ведь забыл сказать тебе о главном. Приказом «Самого», тебе присвоено звание гвардии-старшины ВДВ и мне поручено передать тебе просьбу «бати». Фрося, оставайся на сверхсрочную службу. Мы назначим тебя командиром взвода. В конце концов, подумай о нас с Позапрошлым. Как мы тут без тебя будем? Оставайся родная моя. Фрося глубоко и обильно задумалась, а Романов выудив из ноздри огромную клейкую козявку, принялся стыдливо мазать её на орден Ленина.

Внезапно распахнувшаяся