– Сука ты.
– Да.
– Сука ёбаная ты.
– Да, да!
– Уёбок и говно.
– Дааа!

Сидя в своём домике и совершенно не зная, чем заняться ёжик и енотик предавались своему любимому занятию – енотик оскорблял ежа, доставляя тому колоссальное удовлетворение. Часто бывало так, что енотику вовсе не хотелось унижать ежа и тому приходилось включать заезженную до дыр бобину с витьеватыми оскорблениями, которые были записаны в жарено–каштановом угаре.
Ёжик всегда начинал запись с начала и всегда дослушивал её до конца. Сперва енотик, ещё не разошедшийся, вяло обругивал ёжика всякой банальщиной типа 'ёбаный иглосос', 'дряхлопузый идиот' и 'двудырчатый пуританин'. Но потом...ёжик к тому времени уже имел комок в горле и набухшие глаза. Сидя грязной жопой в углу домика, он вместе с голосом енотика произносил заученные наизусть слова: "...ёбаное чмо с выклеванным хуем, у тебя в школе пиздили орехи, а вместе с ними и магний, поэтому ты вырос таким долбоёбом, а мог вырасти обычным колючим выпердышем. Я в твой новый костюм насрал и пёрнул тебе в галстук, а ты так и пошёл на выпускной и в самый ответственный момент, когда тебе вручали диплом 'Об окончании среднего роста', то ты так махнул рукавом, что говно вылетело и впечаталось в усатую пасть директрисы. Как тебя потом пиздили...чудесненько. Даже я успел прибежать и приложиться бутсой тебе в животик, ничтожество ты непричёсанное...". После этих слов ёжик делал очень громкий всхлип, словно ему с оттягом проебошивали под дых и резко, как звук циркулярной пилы, взрыдывал и слёзы лились из глаз его, словно струи из брандсбоида. Отплакавшись и наутиравшись соплей, ёжик совершенно счастливый доползал до своей кроватки и засыпал, изредка подёргивая пятками во сне.
...На улице была ясная безветреная погода, которая бывает только в начале октября. С половины деревьев уже успели упасть листья, а многих зверей забрали в армию, и лес стал совершенно скучным, и даже бобина не спасала начинающего депрессовать ёжика.
– Енотик, погазуем?
– Отстань, ёжик. Не до тебя сейчас.
– А чем ты занят?
– Я пишу пьесу в двух действиях.
– Ого, а про что?
– Про двух водолазов–альбиносов, которые забрались на крышу небоскрёба в надежде спрыгнуть оттуда, скрепившись шлемами, но обнаружили на крыше двух геев–самоубийц с бензопилами и принялись уговаривать их не убивать себя, а потом один из геев вышел из себя и погнался за водолазами, а второй кинулся его останавливать и споткнулся, обрезав себе ухо...
– Да ты пиздец, полосатый! Вроде ж едим одну и ту же еду, наркотики не употребляем – откуда вот это всё?
Ёж вскочил и стал расхаживать взад вперёд.
– Надо чем–то заняться, иначе я с ума сойду.
– Да сядь ты, начни писать как и я – успокаивает. Я вот выплёскиваю всю эту дурь на бумагу и мне легче потом.
– Не хочу я писать! Я хочу быть оскорблённым и униженным! А потом уже подумаю над тем, что делать дальше.
– Слушай, ты мне мешаешь!
– А ты – мне!
– Ну так и пиздуй погуляй по лесу, придурок. Иди наведай осла Буффало, может найдёте себе развлечение.
– А, знаешь, и пойду. Лучше тусить с ослом, чем со сраным енотом. После этих слов ёжик хлопнул дверью и направился к Буффало. До него донёсся крик енотика 'пидорас' и ёжику стало немного теплее на душе.
Когда ёжик пришёл к логову осла, то минут десять тыкал в него палкой, прежде чем тот проснулся.
– Ты кто? Буффало слепо всматривался в наглое колючее пятно, жарко дышащее алым прутиком языка.
– Хуй в жилетке! – вульгарно рассмеялся ёж, сплюнув прямо на колючки.
– Ааа, ёжик–хуй–задевает–о–порожек! Привет, давненько ты не заходил. Одев очки осёл удостоверился в том, что это был действительно ёжик.
– А ты, блять? Ты вообще когда последний раз выбирался из своей зассаной конуры, гибрид анала и орала?
– Старый я, куда я пойду? Ещё не дойду, так даже похоронить не успеете – сожрут нахуй на месте.
– Да ладно тебе...когда сам участвовал в поедании бегемотихи Лапоньки, так небось когда ей сиськи отгрызал не сильно о морали задумывался...
– Да что ты всё вспоминаешь! – отмахнулся Буффало. – Ты по делу пришёл, али так?
– Да скучно мне, а енот, сука, не хочет меня обзывать и вообще не играет со мной. Животное.
Осёл, который давно ни с кем не пиздел с удовольствием посквернословил на ёжика, а потом тот, расслабленный, заметил большую бочку.
– Эт чё за бочка, Буф? Ёжик обошёл её вокруг несколько раз на своих кривых маленьких лапках.
– Да типа знаешь...смотрел американские фильмы, где бомжи жгут мусор в бочках? Вот это одна из них – мне её один знакомый из Луизианы под видом однокомнатной квартиры переслал. Я просверлил у низа возле дна дырку в стенке и накрываюсь бочкой, когда идёт дождь, а сверху дырку просверлил, чтоб воздух циркулировал, но я её залепливаю при необходимости.
– А зачем? А если молния ебанёт?
– Блять, об этом я не подумал. Ёжик, а ты умный, несмотря на то, что еблан.
– Спасибки, Буф. Слушай, есть у меня одна идейка...
Ёжик предложил ослу, что он залезет на дно бочки, а осёл закупорит отверстие своей жопой и станет пердеть, а ёжик будет умолять его выпустить его.
– Десяти минут вполне хватит, – подытожил ёжик, и Буф согласился.
Когда ёжик уже сидел на дне, задрав голову вверх, то осёл с трудом вскарабкался по поленьям повыше и сказав ёжику 'Привет, гниль' сел в дырку, провалившись наполовину. Сначала ёжик испугался того, что тот провалится до конца и раздавит его и стал кричать, но тот уже остановился, застряв. Спустя несколько минут Буф стал так густо пердеть, что ёжик даже попросил того остановиться, но осёл не смог этого сделать, так как его мышцы так перенапряглись от того, что он пытался не провалиться, что он больше их не контролировал. Тщетно ёж метался по дну, чувствуя, как сознание уходит из него.
– Вылазь, сука! Дай мне свободу, уёбок!!! Но осёл только кряхтел и ничего не мог сделать. И в конце концов начал срать поносом. Ёжик чудом успел высунуть чёрный нос в дырку наружу, как его с головой затопило поносом. Ёжик молился, чтоб мимо жилища осла не бежали зайцы, которые бы всенепременно бы заткнули ему ноздри и тогда пиздец.
Так прошло пол суток и ёжик успел посрать в поносе осла и этого его немало прикольнуло. Он чувствовал голод и слышал как осёл слабым голосом звал на помощь. Понос закрыл ежу уши. Хотелось спать.
На вторые сутки, когда ёжик понял, что ещё немного и он отрубится, он вдруг услышал встревоженные голоса и понял, что их обнаружили. Он услышал фразу 'фоткай давай', а потом почувствовал, как заваливается вместе с бочкой на бок, а потом он отключился.
Уже гораздо позже, когда весь в засохшем говне ёжик очнулся, то увидел енотика, который рассказал ему, что начал переживать где пропал ёжик и двинулся к ослу. Увидев такую картину, он метнулся за медведем, который захватил с собой фотоаппарат. Когда они подошли к бочке, то енотик взял садовые ножницы и раскрыл их, как будто собирался отрезать его торчащий из бочки нос и в этот момент медведь его и сфотографировал. А потом подошёл и уебал лапой по бочке, от чего та перевернулась.
– Вот такая история, ёжик, –