поросль не может быть здоровой. Семейная жизнь обоих дочерей не сложилась. Разводы, гибель одного из мужей, повторные, еще менее удачные браки. Старшие сын и дочь сгорели от наркоты, еще одного сына убили в драке. Когда стало известно, что младший сын, избалованный лоботряс, тоже сел на иглу, дед Сергей впервые вмешался в воспитание. Он приехал в город, молча, не слушая дочь и ее мужа, схватил в охапку внука и увез в деревню. В сарае он приковал его цепью к стене и держал так неделю. У пацана началась жуткая ломка, ночами он метался по сараю и выл так, что окрестные собаки испуганно забивались в конуры, а у сельчан леденела кровь в жилах. Никакие уговоры на деда Сергея не действовали. Лишь когда дочь с мужем приехали на газике с участковым, им удалось силой забрать сына. Он получил легкое нервное расстройство, переохлаждение и воспаление легких, но на некоторые время спрыгнул. Правда, ненадолго – через полгода все равно сгинул от передоза.

Денис облизал пересохшие губы. До утра оставалось еще несколько долгих часов.

А полгода назад не стало бабы Шуры. Несмотря на неудобный протез, она продолжала работать и сама ходила за водой. По официальной версии, она оступилась и упала в колодец. Но все соседки шептались «Сама кинулась ... Довел, окаянный ... ». После смерти жены, дед Сергей почти полгода жил один, нисколько не изменив своим привычкам – все также каждый патрулировал территорию с палкой в руках. Весть о том, что он умер, пришла во Владивосток четыре дня назад.

...

Где-то далеко завыла собака. Денис почти не удивился, услышав тяжелые шаги. Массивная фигура деда опять стояла на пороге его комнаты. Несмотря на длинные когти, сухо постукивающие как кастаньеты, его вид больше не внушал Денису ужаса. Дед был тих, сгорблен, словно невидимый груз придавил его могучие плечи. – Я баньку затопил, внуче... Помойся с дороги.

Денис и сам почуял запах дыма. Тихо проскользнув мимо деда в сени, он выскочил на улицу. От небольшой бани явно тянуло гарью. Выбив ногой дверь, он увидел начинающийся пожар – весело танцующие языки пламени на куче мусора и стружек в углу. Зачерпнув ведром пахнущую тиной дождевую воду из бочки, Денис залил, быстро расшвырял и тщательно затоптал деревяшки. Пошатываясь, вышел из бани и бездумно пошел в коровник. Как он и ожидал, зарезанная корова неподвижно лежала на боку. Ее оторванное вымя было располосовано и смято, как гиганский пустой молочный пакет. Молоко и кровь, впитавшись в землю, жирно блестели под выглянувшей из-за туч луной.

Денис долго смотрел на труп, потом развернулся и пошел в дом.

Уже несколько минут, он с закрытыми глазами неподвижно стоял посреди горницы. Воздух наполнялся обрывками звуков – из соседних комнат слышались женские всхлипы, звук глухих ударов, шепот и плач. Откуда-то издалека доносился звон цепей, поскуливание и повизгивание. Даже с закрытыми глазами Денис чувствовал, как вокруг него, почти задевая его лицо, клубятся и шепчутся зыбкие тени. Страха не было совсем.

Вдруг что-то сдвинулось у него в сердце. Впервые в жизни его душу охватила бесконечная, невыразимая печаль. Он вдруг понял, что имела в виду баба Дея. Он понял, зачем он здесь. Именно он, и никто другой.

И еще, он вспомнил язык, на котором не говорил с далекого детства.

– Зрече крови родне, приде ваме стоя, проше буде ... – неуверенно начал он, – проше буде, мизгирь черен унэси, прощече же сим, зи семи ветров зи семи гор, та прощече крови родни ... – осторожно подбирая непривычные слова, он начал шептать древнюю поминальную. Он никогда не слышал ее раньше, просто не мог слышать. Он вдруг спокойно понял, что знал эту языческую молитву всегда, еще до рождения. Он шептал долго; жалея, прощая, утешая и убаюкивая. Постепенно шелестящий поток его слов, словно высыхающий ручей, начал иссякать. Слова становились все тише. Все реже. Наконец, он замолчал совсем.

– Я прощаю тебя, дед. – после долгого молчания, тихо добавил он по-русски и открыл глаза.

Во всем доме стояла абсолютная тишина.

...

Поезд уносил его прочь, на юг, во Владивосток. Где ждал его дом, любимая семья и привычная работа. Но под глазами у него залегли глубокие тени. Он знал, что никогда уже не будет прежним.

Иногда его охватывала дрожь, и тогда он торопливо подносил к глазам и недоверчиво рассматривал свои руки.

udaff.com