Это случилось много лет назад.

* * *

Стояла середина зимы, самое беспросветное и тягостное время года. Он долго и мучительно летел туда, куда ему совсем не хотелось лететь. Он летел через весь Дальний Восток, через всю Сибирь, восточную и западную, через центральную часть России. Трудно вспомнить, что случилось в тот год – забастовка аэродиспечеров, нелетная погода или массовые проблемы с топливом, но авиалинии работали ужасно – закрытие аэропортов, бесконечные пересадки и задержки рейсов. Дребезжащий самолет перескакивал из одного занюханного аэропорта в другой, как престарелая блоха по телу шелудивой собаки, никак не приближая его к пункту назначения.

Отправляясь в поездку, он уже был серьезно болен. И длительный перелет, смена поясов, недосыпание и привокзальное жратва совсем не способствовали выздоровлению. Подскочившая вначале до 40-ка температура упала до 38, но не потому, что он начал поправляться, просто организм устал от борьбы. Мало соображая, он безвольно плыл по течению – в очередной раз безропотно покидал салон, когда этого требовал голос с потолка, как зомби плелся на посадку, когда о ней объявлял другой надтреснутый голос.

Такие перелеты похожи на езду в трамвае. Всегда кто-то сходит в своем городе, кто-то пересаживается на другой рейс – а вместо них появляются новые попутчики. Поэтому скоро, во время долгих часов в залах ожидания, сквозь дымку полуобморочного сознания, он начал невольно узнавать знакомые лица.

Среди них были две колоритные женщины, они летели с ним уже довольно долго. Они были как два вестника скорби – черные одеждой и лицами; затянутые в овчину, скрипучую кожу и тугие головные платки. Эта мрачная пара сильно выделялась из бесцветной толпы пассажиров. Между собой они негромко переговаривались на гортанном наречии, но понять, кто они – чеченки, армянки или кто еще – лично ему было совершенно невозможно. Но то, что звали их не Марья Васильевна и Зоя Федоровна, было очевидно с первого взгляда. Они выглядели в точности так, как выглядят «черные сестры» с поясами шахидов под одеждой в перекормленном теле-пропагандой сознании рядового россиянина. Именно поэтому, места в неудобных пластмассовых креслах рядом с ними всегда оставались свободными.

Той, что постарше, было около 60-ти. Несмотря на возраст, подтянутая и жилистая, она даже отдаленно не имела ничего общего с толстозадой торговкой с восточного базара. Властным взором, прямой и гордой осанкой, она скорее походила на крестную мать какого-нибудь не самого последнего сицилийского клана. Особую суровость придавал черный платок, делавший ее похожей на вдову Дона, твердой рукою ведущую семью по костям врагов. Вторая женщина была немногим за сорок. Она тоже была черна и подтянута, но властного взора не было и в помине – опущенные в пол, ничего не выражающие глаза, олицетворение покорности и послушания. На протяжении всего полета она молча, умело и привычно прислуживала своей «крестной матери» – бегала в ларек за покупками, переносила на себе весь их немногочисленный багаж, оформляла бумаги.

Черная Вдова и ее Служанка.

Хотя, возможно, это были просто свекровь с невесткой.

* * *

Когда Черная Вдова, почуяв неладное, спустилась со 2-го этажа в вестибюль, было уже поздно. Понимая, что после такого богатого улова нужно поскорее сматываться, ошалевшие лохотронщики споро сворачивали свою светомузыку, профессионально отбиваясь от обезумевшей Служанки. Она была именно обезумевшая – она хватала их за руки, кричала, коверкая русские слова «я не понять правила ... отдай назад ... это не мой деньги ... не мой деньги». И у нее были на это веские причины – она проиграла много. Очень много. Намного больше, чем обычно имеют с собой люди, даже отправляясь в поездку.

Он, в безмолвной толпе прочих, наблюдал эту сцену с самого начала. Сиплая рябая девка-разводила, явно подражающая ведущей какого-то говенного телешоу. Незаметная только идиоту свита охраны и «обслуживающего персонала». Дешевый спектакль про удачную игру, бурная радость подсадного счастливчика. Тупой провинциальный развод, на который даже в то время клевали только уж совсем неумные или уж совсем нерусские – впервые попавшие в Россию дети снежной тундры и кавказских гор.

Народ по-разному наблюдал финал трагедии. Кто с холодным интересом, как большинство пассажиров. Кто привычно и равнодушно, как двое местных прикормленных ментов. Кто похрюкивая от удовольствия и что-то злорадно бормоча, как типично русская, толстая бабка-уборщица. Он – с глубоким отвращением. Но он ничего не мог поделать, не мог вмешаться – он был один в ночном аэропорту чужого города. И он был не в том положении, чтобы светиться.

* * *

Прежде чем Черная Вдова успела что-то сделать (что?) лохотронщики уже слиняли. Но она и так все поняла. Задала пару отрывистых вопросов Служанке. Получила пару ответов. Что-то жестко сказала напоследок и, не оглядываясь, пошла к терминалу – начиналась регистрация на их самолет. Служанка с остекленевшими глазами осталась стоять на месте. Удовлетворенные зеваки начали расходиться – шоу удалось на славу.

Он не был добрым человеком, рыцарем в сверкающих доспехах. И его было не так просто разжалобить или развести. Но в тот момент все сложилось вместе – интоксикация, многодневная усталось, депрессия, апатия, отвращение ко всему вокруг и к самому себе. Именно в такие моменты люди совершают странные поступки, о которых потом или сильно жалеют, или сильно гордятся. А иногда и то и другое вместе. В тот момент ему почему-то стало так тошно, что по-другому поступить он не мог.

Он открыл потертую «пидараску», нащупал кирпич денег. Подумал, оставил себе несколько купюр, все остальное вытащил наружу. Куда пойдут эти деньги? – на производство наркотиков для русских детей? бородатым боевикам на оружие для убийства русских солдат? террористам на покупку пластида для взрыва русских домов? –в тот момент он, русский человек, почему-то совсем не думал об этом. Как не думал и том, что будет с ним, если он приедет в пункт назначения пустой. В тот момент ему было на все плевать.

У него было при себе очень много денег. Намного больше, чем обычно имеют с собой люди, даже отправляясь в поездку.

Он подошел к Служанке и протянул их. – Вы много проиграли? Пожалуйста, возьмите.

Она глянула на кирпич, зажатый в его руке. Потом пронзительно заглянула ему в глаза. Долго, секунд на пять. И спокойно ответила, – Нет. Это я потеряла деньги. И отвечать буду только я.

Затем развернулась и пошла на регистрацию. Стоящая рядом бабка охнула, выронила швабру и кулем осела на пол.

Он убрал деньги на место и пошел ждать своего самолета. В голове не было ни одной мысли.

udaff.com