Солнце еще только позолотило край горизонта, когда Мазай вышел из дома. На плече он нёс вёсла, за поясным шнурком висел топор.

Старик хмурился. Настоящая весна всё никак не приходила, а печку топить чем-то было нужно.

Постояв с минуту на бугорке, за которым протоптанная годами тропинка терялась в грязном песке, Мазай направился к реке: в половодье там можно было наловить немало древесных обломков, плавника и прочей дряни, которая в подсушенном виде горела и давала тепло.

Вот и река. Раздутая, разлившаяся, вспухшая, словно беременная баба, она внушала уважение. Вдоль берегов катили хлопья грязной пены, песок здесь сменился черноземом пополам с сорной травой. Врезаясь носом в холодную землю, на берегу застыла старая пошарпанная лодка.

Прикрываясь от ветерка, Мазай закурил, глаза его потеплели. Ноги вязли в утреннем тумане, податливом, как пуховая перина. Скользящая серой лентой вода словно бы тяжело дышала, испаряясь в морозный воздух бело-дымным киселем.

Над дремлющей рекой перекликнулись вороны и, летя на противоположный берег, внимательно глянули на Мазая.

— Фу, черти! — Мазай закашлялся, выплюнул самокрутку и махнул им вслед рукой.

Сев в лодку и оттолкнувшись от берега, старик положил весна в уключины и быстро стал выгребать на середину. Берег тут же размылся и пропал в тумане. Свежело; Мазай поежился. По сторонам несло всякий мусор: палки, ветки и веточки, коренья, полоски коры, — ежегодный разлив точил лес как трудолюбивый бобер. Река наступала: по ночам, ворочаясь в своем сарае, Мазай мог слышать, как с шумом обрушиваются в воду деревья, чьи корни река мыла каждую весну едва ли не с самого рождения.

Вот и первые островки. На клочках суши чинно сидели зайцы, переступая лапками по мокрой земле. Мазай некоторое время сурово смотрел на них, потом смячился.

— Идите сюда, так и быть.

Зайцы попрыгали в лодку.

То же самое произошло еще у трёх островков. Зайцев было много, и каждый хотел жить. Для всех в лодке нашлось местечко.

Потом Мазай сидел и курил, глядя на восход. Весла он положил и позволил лодке плыть по воле течения. Красивые утренние пейзажи временами навевали на него поэтические настроения. На несколько минут забыв о цели своей поездки, Мазай достал из-за голенища валенка махонькую книжечку с потрепанными страницами, грифель, и, взглянув на сгрудившихся в другом конце лодки озябших, взъерошенных зайцев, написал на чистом листке крупными печатными буквами:



«В нашем болотистом, низменном крае

Впятеро больше бы дичи велось,

Кабы сетями её не ловили,

Кабы силками её не давили…

Зайцев вот тоже – их жалко до слёз…»



Из тумана выплыло длинное суковатое бревно, на котором дрожало с десяток зайцев. Старик спрятал книжку в валенок и закурил. Табак был крепок, вонюч и отчаянно ел глаза.

— Взял бы я вас, да ведь лодку потопите!… — с сожалением сказал Мазай, глотая внезапно набежавшие слёзы. Однако бревно отпускать тоже не хотелось: такая деревяха дня три гореть будет, если не пять, — много ли старику надо? Вздохнув, Мазай почесал треух и аккуратно стал цеплять бревно багром.

После снова взялся было за грифель, но вдохновенье уже всё вышло. Посидел, глядя на своих пушистых пассажиров, и сказал со значением:

— Да где бы вы были, косые, без меня-то? Правильно, утопли бы все. Или лисичке на корм достались. Хе…

Только было начавший расходиться туман внезапно снова загустел. Мазай неодобрительно цыкнул, и зайцы пригнули уши, как от щелкнувшего курка.

— Трусишки… — вздохнул старик, берясь за весло.

Но чу!.. Что это? Откуда-то сзади послышалась разудалая музыка. Мазай прислушался и шмыгнул носом. Звук будто бы приближался.

— Деревенские, что ль, играють? Так ить рано ж еще… — недоуменно пробормотал Мазай, жуя погасшую самокрутку. — Аль свадьба у кого?

Однако деревня осталась ниже по течению, музыка же раздавалась прямо за спиной. Бросив весло, Мазай обернулся. Из-за острова на стрежень выкатывали здоровенные челны, расписанные всеми оттенками красного. В самом здоровенном, на борту которого красовалась надпись «Степан Разин», стоял некий лохматый мужик с цыганской медной серьгой в ухе и мрачной решимостью в красных от пьянки глазах. Цветастая рубаха обтягивала его мощный торс подобно парусу. Над головой он держал молодую женщину с тонкой талией, завернутую в расшитый бисером ковёр. Та что-то лопотала не по-русски.

С соседнего челна крикнули:

— Давай, Стенька! Покажи ей!..

Вжарила гармошка, засмеялись дудки. Женщина с жалобным вскриком полетела в воду. Взметнулся целый фонтан брызг.

— Что делают, черти! — прошептал в сердцах Мазай, едва не вывалившись из лодки, чем до смерти перепугал находившихся там зайцев.

— Плывем далее, — объявил тем временем лохматый, махнув рукой. Челны скрипнули и потонули в тумане.

Мазай подождал, пока звуки музыки стихнут вдали, и только после этого стал выбираться из прибрежных камышей, куда успел заблаговременно спрятаться. Поглядев на место, где тело ушло под воду, Мазай покачал головой и стащил с головы треух.

— Вон ить что делают, черти…

Он снова стал выгребать на середину. Настроение было испорчено. Даже появившееся наконец-то из тумана солнце не радовало. Свертывая новую самокрутку, Мазай раскрыл рот и снова едва не выпал за борт: из тумана выплывало огромное деревянное строение, сшитое из вековых досок и размером с хороший столичный дом. В проемах многочисленных квадратных окошек вперемешку торчали головы диковинных зверей, жадно смотревших на близкий берег. Некоторые время от времени раскрывали рты и противно орали.

— Что еще за плавучий зоопарк, мать-тудыть! — гаркнул в сердцах Мазай, стараясь удержать лодку в вертикальном состоянии. — Так ить и перевернуться можно! Козлы!

Невиданный корабль пёр как мамонт, разгоняя во все стороны крутящийся по воде мусор. Чтобы не перевернуться, Мазаю пришлось спешно отплывать в сторону.

Из носового иллюминатора как чертик из коробочки высунулся древний старик в огромным носом, задрапированный в какие-то занавески. Старик был лыс как колено, однако бороду имел длинную и белейшую. На ладони он держал голубя. Взмах рукой — и голубь ввинтился в небо. Сделав круг над странным, будто бы доисторическим судном, наглая птица неожиданно метко какнула Мазаю на лысину и полетела восвояси.

Длинноносый старик подслеповато посмотрел ей вслед из-под ладони и пробормотал:

— Рановато… Воды еще не сошли.

— Да куды ж им сойти-то? Лёд токмо сломался, воде ишшо текти да текти! –— крикнул сердито Мазай, привстав в лодке с веслом в руках, и вдруг смягчился, подмигнув старику:

— Отец, зверушки у тебя забавны какия… Скоко берешь за посмотреть?

Старик с осуждением поглядел на него из-под кустистых бровей и со стуком захлопнул иллюминатор. Под какофонию блеянья, фырканья, кукареканья и каких-то совсем уж обезьяньих визгов судно потащилось дальше и скоро растаяло за поворотом.

— Ну и плыви себе. Вишь ты, махина-то какая… — пробормотал Мазай, обтирая лысину пучком жухлой травы, который подобрал