Маша сидела у стойки, когда Козюлин вошёл в бар. Сняв солнцезащитные очки, он окинул скучающим взглядом полутёмное помещение, заприметил Машу и решительно направился к стойке.

— Девушка, с вами можно познакомиться?

На секунду оторвавшись от бокала, Маша смерила Козюлина презрительным взглядом:

— Я не имею привычки знакомиться в барах.

Как отрезала. Однако Козюлин был настроен решительно:

— А может, всё-таки познакомимся? Я могу быть хорошим собеседником.

— Я что — как-то неясно выразилась? Отцепитесь…

— Девушка, разве я так много прошу? Позвольте хотя бы узнать ваше имя.

— Да отвали ты, болван… Не до тебя.

— О, не хмурьтесь, вам это не идёт. Лучше улыбнитесь…

Маша встала из-за стойки и направилась к выходу. Козюлин устремился следом. Догнав Машу на крыльце, он приложил руку к сердцу и посмотрел ей в глаза:

— Милая дама, не будьте же так жестоки ко мне. Я весь у ваших ног.

Маша остановилась и злобно сощурила глаза:

— Слушай… Чего тебе от меня надо?

Козюлин обезоруживающе улыбнулся:

— Да в принципе ничего. Но день сегодня такой хороший. Почему же вы так упорно не хотите, чтобы мы…



* * *



…познакомились. Через 2 часа, лежа в постели у Маши дома, Козюлин обнял девушку за плечо и сказал с ласковой улыбкой:

— Машка, Машка, а у тебя нос курносый.

— А у тебя шрамик на виске… — Ответила тихо Маша, проведя пальцем по козюлинскому виску. — Маленький такой, но заметный. Откуда он?

— Я воевал… — сухо соврал Козюлин, почесывая пах. Одеяло сползло, обнажив его уже далеко не атлетическую грудь и живот, понемногу начавший заплывать жирком. Скосив глаз ещё ниже, Козюлин тяжело вздохнул. Время, время… С каждым годом становится всё трудней выглядеть Аполлоном, а ведь он ещё совсем не стар! Он молодой и красивый, как... как… Как сокол в вышине… Как солнце на закате… на закате... да, на закате… Тьфу… Тут в голову полезла совершеннейшая уже чепуха. Вспомнилась вдруг песня «А помирать нам рановато» в исполнении уличного бомжа, поправляющая пенсне Фаина Раневская сказала кому-то «Пионеры, идите в жопу!», из небытия выскочил Леонид Куравлёв со своим щербатым алкоголиком Афоней и противным голосом стал скрипеть в ухо: «Алё-о? Крокодил Гена у телефона!»

Маша гладила его волосы и чему-то улыбалась. От её нехитрых, старых как мир действий у Козюлина защемило сердце. «А ведь так и есть. Проводишь всю жизнь как в пустыне, а потом вдруг начинаешь понимать, что никому не нужен… И остаёшься в какой-то пустоте бескрайней… один… насовсем... навсегда…» — подумал он и мрачно уставился в потолок.

«Во! Дело говоришь… — подтвердил сидящий в Пустоте пьяный вдрабадан Афоня, затягиваясь папиросой «Дружок». — Работаешь тут, работаешь, как папа Карло, а в итоге дома никто даже супа не предложит. Знаем мы такое дело».

«Чушь это! Все бабы стервы! — ответила Пустота голосом спившегося козюлинского соседа. — С виду кроткие такие, а сами только и думают, как бы мужика себе захомутать. Мне б твои годы — веришь, на версту бы ни одну к себе не подпустил».

— Ты такой милый… — проворковала Маша, целуя его в правое ухо.

Козюлин задумчиво приподнял бровь: его вдруг посетила интересная мысль. С трудом выгнав из головы Афоню и захлопнув за ним дверь, Козюлин помолчал с полминуты, потом шмыгнул носом и глухо сказал, глядя в потолок.

— Маш… а вот ты замуж за меня… пошла бы?..

И тут же почувствовал, как напряглось под одеялом её тело. Вопрос застал Машу врасплох — прошло не меньше минуты, прежде она решилась ответить.

— Эээээ… понимаешь… Сашенька, ты просто прелесть, но я ведь почти ничего о тебе не знаю…

— Так кто тебе мешает поинтересоваться этим прямо сейчас? Спрашивай, я весь к твоим услугам.

— Ну, не знаю… На любой вопрос обещаешь ответить?

— На любой.

— Честно-честно?

— Честно-честно.

— Хорошо… Скажи, Саш, ты когда-нибудь любил? Только сильно-сильно, по настоящему, — не так как в этих сериалах дурацких…

— Я был женат… — ответил Козюлин и тихо, но выразительно добавил. — Когда-то.

— А… она любила тебя?

— Конечно. Она и сейчас меня любит. Но ей пришлось уехать. Срочно. Я думал, что умру от разрыва сердца прямо на перроне. И вот теперь она не знаю где… И, видимо, никогда уже не узнаю…

— А что было с тобой потом?

— Ничего… — зевнул Козюлин.

— То есть как это ничего? Совсем ничего?

— Совсем. А что со мной могло такого случиться? Я-то остался здесь… Это она уехала.

— И что же ты делал?

— Что я мог делать… То же, что и всегда. Ел, спал… читал газеты... смотрел телевизор…

— Но ты страдал от сжигавшей тебя неизвестности? Пытался её найти, но не смог?

— Нет. Зачем? Она регулярно писала.

— Писала?

— Да.

— …Пока не умерла?

— Д-да… то есть нет. С чего ей умирать? Жива и здорова, пишет каждую неделю.

— Но в таком случае… почему вы не вместе?

— Потому что я понятия не имею, где она находится.

— А как же письма?! Ведь ты мог по ним узнать, где она?

— Не мог.

— Что значит не мог?

— Я их выбрасывал.

— Выбрасывал?!.. То есть тебя больше не волновала её судьба?

— Ну да. Я вычеркнул её из своей жизни и продолжал жить дальше.

— Но… как же…

— А зачем? Ведь я всегда знал, что встречу тебя.

— Нет, погоди… Как ты сказал??.. Вычеркнул??

— Да… а что такого?

— Вот так вот?! Просто вычеркнул?!?!

— А что я, по-твоему, должен был сделать? Повеситься?… — едва заметно улыбнулся Козюлин и попытался её обнять.

— Слушай... какая же ты мразь, — вывернувшись из-под его руки, Маша повернулась к Козюлину и опёрлась на локоть. Лицо её было искажено неподдельным отвращением. — Вот, значит, как? А если со мной что-то вдруг случится — ты и меня из памяти вычеркнешь?.. И пойдёшь телевизор смотреть? Под-донок…

— Но…

— Мразь… эгоист…

— Погоди… ты же не дослушала…

— Не желаю я больше ничего слушать! Забирай своё шмотьё, предатель, и быстро выметайся отсюда! Когда вернусь — чтобы духу твоего тут не было!

Похватав с пола разбросанную одежду, она быстро прошлёпала босыми ногами в ванную. Хлопнула дверь и полилась вода.

«Вот дура… Нет чтоб удаче обрадоваться — она о морали начинает думать! — подумал озадаченный Козюлин, близоруко глядя на свое тускло прорисованное мужественное отражение в застекленной рамке на прикроватной тумбочке. Сморгнув, понял с некоторым удивлением, что под стеклом — Машина свадебная фотография. — Чёрт разберет, какого рожна этим бабам надо…»

Повалявшись в постели ещё минут пять, он стёр простынёй помаду с живота, не спеша оделся, вышел из квартиры и поплёлся домой, к жене.

yavas.org