с визгом стачивать с шеи пятидневную дикобразовую щетину.

Во время вечернего моциона, имевшего место в жухлой прохладе городского парка, гном к теме вернулся.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, — сказал он, обдавая ухо Иванова запахом свалявшейся пыли. — Бабу тебе надо. Нехай вдохновляет, ну и всё остальное.

— Да надоели они, — вяло взбрыкнул Иванов, пытаясь стряхнуть надоедливого советчика с плеча, но тот держался цепко. — Тебе, придурку, не понять, что такое раскрутить бабу. Сначала познакомиться, потом прогуляться, потом ресторан, всё такое, умные слова, остроты, цветочки, втягивать живот и плечи пошире, подать руку из транспорта, а то и такси это самое… И чем больше они входят во вкус и привязываются, тем у тебя быстрее интерес пропадает. Никакой не осталось романтики, никакой былой пронзительности вот здесь, — он со вздохом похлопал себя по обтянутой футболкой безволосой груди. — И бегать за ними уже не хочется, доказывать что-то. На хрена? Одна усталость и трата времени. Стимула нет.

— Твоя инертность меня поражает. Это ненормально.

— Не нуди. Много ты сам понимаешь. До меня просто дошло, что всё это замкнутый круг. Вот познакомился ты с бабой, обаял, уложил, привязал. В смысле, к себе привязал. А дальше что, — дальше все ждут свадьбы. Все, кроме тебя. На кой мне это ярмо? Уже успел. Ничего положительного. Все бабы внутри одинаковые, снаружи тоже, а у моей еще и ноги кривые были.

— Устал он, понимаешь… Все ему одинаковые! Стимула ему нет! — кипятился гном. — А генофонд кто спасать будет, Пушкин?

Иванов попробовал пошутить:

— Ты б еще Майкла Джексона вспомнил. У него рожа посветлей, чем у Пушкина, хоть и без носа. На кой хрен нужен обществу такой генофонд.

— Природа обязывает человека стремиться к соитию!

— А тебя она к чему обязывает? Мозги мне соитить, хозяину своему?

— Саботажник! — затрясся гном. — Да ты просто импотент! Да, да, — взвизгнул он в самое ухо. — Пьешь много, вот и не встаёт у тебя! Просто признаться боишься!

Иванов вдруг обеспокоился. Одно дело — плевать на всё из идейных соображений, другое дело — когда не встает. А где тут причина, где следствие — черт его разберет.

— Эва закрутил…

Он присел на скамейку, закурил и задумался, туманно глядя на фланирующих туда-сюда по аллее красоток. В принципе, можно было потребовать от гнома, чтобы тот ответил за базар — а эта подкроватная тварь, как он давно уяснил, обязана была исполнять все его прихоти… Но уж такое геморройное это дело — снимать бабу и домой тащить… и еще неизвестно, кто из них при этом кому чего доказывает…

— Девушка! — заорал его, Иванова, поддельным голосом, не дождавшись развязки, подлый гном. — Вы так похожи на одну мою знакомую! Вас не Наташей зовут?

— Лидой, — обернулась та через плечо, заинтересованно приподняв пламенеющий уголок кумачовых губ. — А что, правда похожа?..

Среди ночи Иванов проснулся оттого, что гном ползал по матрасу и пребольно пихал его кулачком в бок.

— Проснись, скотина! — ругался тот. — Баба вон давно лежит без памяти, упилась уже. А ты!..

«А я?» — подумал Иванов и с замиранием сердца оттянул резинку трусов.

Член стоял, причем вполне бодро и нахально.

— Давай, давай! — подбодрил гном, недвусмысленно показывая корявым пальцем на раскинутые ноги его новой знакомой.

«Ну вот и всё», подумал Иванов с удовлетворением, щелкая отпущенной резинкой и снова проваливаясь в сон. «Никакой я не импотент, и нечего пугать своей болтовней».

— Ну ты, лишенец! — топал по наволочке, надрываясь, гном. — А дальше? Хоть бы вставил ей для порядка! Я ж специально с нормальными ногами тебе выбрал! Не косоглазую! Что это такое вообще?!

Иванов сделал вид, что добросовестно спит.

— Хр-р-р….

— Что хр-р-р? Что хр-р-р? Природа не простит тебе! — продолжал бесноваться мелкий сводник. — Сноб драный, что тебе опять не так? Да ты подрочи хоть разок на неё, мозги, что ли, очисти, а то скоро совсем крыша поедет!

— Отвали, — рявкнул Иванов, сшибая его кулаком далеко за кроватное быльце. — Кому сказано было лапами постель не пачкать…

Нокаутированный гном упал со сдавленным писком и тряпичным стуком, прополз метр по полу и в бессильном возмущении изорвал желтыми зубами попавшийся под руку упругий каучуковый шлепанец.

Утром девушки рядом уже не было. На полу отблескивали зеленым пустые бутылки от шампанского, из дверной щели тянуло лестничным холодком.

— Могла бы и дверь захлопнуть, — буркнул Иванов, закуривая и задумчиво щупая утреннюю палатку семейных трусов. Гном высунул всклокоченную голову из-под бахромчатого края покрывала, свисавшего почти до пола.

— Да ты же замок уже полгода починить грозишься! — он чихнул и вытерся рукавом. — Сколько можно! Избаловал я тебя, даже такую мелочь своими руками сделать не можешь! Неудачник, бля! Машинку пропил! Будущее свое на литр водки сменял! Пидор ты, вот ты кто!

— Слушай, — сказал Иванов устало, — как же ты меня заебал! Катился бы ты, дружище, на хуй!

Гном сконфуженно замолк, ощутив четкое намерение удрать обратно под кровать, но ослушаться, вопреки всем своим предубеждениям, не сумел.

Такова была его природа.

— А что, — пропыхтел он через десять минут. — Это даже интересно. Я хоть существо и бесполое, но… всё же, должен отметить, что… э-э-э… Слушай, ну отпусти… Ну дай передохнуть, ну я тебе сто рублей дам, у меня есть. Ну хорошо, двести, двести дам! — взвыл он еще спустя минуту. — Не хочешь двести рублей?! ТРИСТА, ТВОЮ МАТЬ!!! ПЯЦОТ!!! ААААААА!!!!!

В обед Иванов пошел в ломбард и выкупил свою машинку. Плюс к этому приобрел пачку любимой бумаги А4. А заодно, сославшись на обветренность губ, отоварился в местной аптеке вазелином.

Деньги у него теперь водятся регулярно, а писать… да господи, с деньгами писать всегда о чем найдется.

yavas.org