Just sex, nothing personal. Этот договор они заключили полгода назад.
-- Только секс и ничего личного, -- торопливо перевела она в ответ на его непонимающий взгляд. Непонимание было вызвано не его слабым знанием английского. Хотя, конечно, привычка Полины вставлять к месту и не к месту цитаты, хоть из Шекспира, хоть из "Крестного отца", да еще и не всегда на русском, раздражала.
-- Мне просто не к кому больше идти. А тебе я доверяю.
-- И чем же я вызвал такое доверие? - не удержался он тогда от иронии.
Голос Полины оставался спокойным.
-- Скажем так, мне тебя порекомендовали…
-- Машка? - снова не смог сдержаться он.
-- Не важно. - Похоже, ничто не могло вывести Полину из себя. - Ты не болтлив. И никогда не разведешься с женой. Мне не нужны проблемы, скажем так, личного характера.
В этом Полина была, безусловно, права. Ольгу он не оставит. Дело даже не в любви, какая там любовь, двадцать лет уже вместе. Но расстаться с Ольгой… Это как руку отрезать. Да и не в Ольге дело, если совсем на чистоту. Можно жить и без руки. Настенька, дочка, ласковое солнышко шести лет от роду. У них долго не было детей, очень долго. Но Ольга не сдавалась и, наконец, родила. После нескольких выкидышей и тяжелой беременности. Теперь он не мог представить себе жизни без Настены. И когда по вечерам она забиралась к нему на колени и он вдыхал запах светлых волосенок на макушке… За этот запах он был готов отдать всех своих баб - сколько их у него было и сколько еще будет.
А было их немало. Ольга наверняка догадывалась, но закрывала глаза. А он… Он просто не мог по-другому. Надеялся, что с рождением Настены успокоится. Продержался год. И все опять пошло по накатанной - случайные подружки, проститутки, более-менее постоянные любовницы. Он старался быть честным, предупреждал, если отношения начинали приобретать угрожающе затяжной характер: семья - это святое. Хорошо, что Полина заговорила об этом первой.
Полина… Не хватало ей легкости, простоты. А вот умение добиваться поставленной цели - это было. Он и сам посматривал на нее с интересом на той вечеринке у Машки. Полина пришла с мужем. Странная пара: ей двадцать восемь, ему - двадцать пять. Совсем еще пацан. Вялый какой-то. Машка вытащила его в коридор, свистящим шепотом пыталась рассказать об этих двоих какую-то романтическую историю. Он был изрядно пьян и мало что запомнил: мальчик-музыкант, долго сидел на наркотиках, Полина его вытащила, потом - его неудачная попытка самоубийства, потом они что ли поженились… Так и возится с ним пятый год.
"Он без меня пропадет" -- это все, что удалось вытащить из Полины даже когда их отношения стали ну очень близкими. По ее тону он понял, что эту тему лучше не поднимать. Итак, "ничего личного". В том числе - никаких разговоров о семьях. Его это устраивало.
Полина оказалась на удивление талантливой любовницей. Неестественность ситуации сгладилась всего за несколько встреч. И он с удовольствием окунулся в эту связь. Полина быстро и охотно училась, а ему было чему ее научить. Они весело освоили с десяток поз, потом пошли игрушки из секс-шопа. Полина расцветала на глазах, становилась смелее, откровеннее в ласках. В какой-то момент ему удалось уговорить ее попробовать секс втроем. Как ни странно, больше, чем предполагаемый разврат ее пугала мысль, что об ее измене узнает кто-то еще.
-- Саша этого не переживет.
-- Полинка, брось! Егор - нормальный мужик, ему самому лишняя реклама не нужна. И вообще, он в Москве появляется раз в полгода. Потом уедет - ты про него и не вспомнишь.
Егор должен был появиться через пару месяцев. Он надеялся, что Полина за это время дозреет. Действительно, наилучший вариант. Однокашник, собутыльник, проверенный компаньон в походах по бабам. Они давно знали друг друга, частенько брали по девице и куролесили сутками, меняясь партнершами. Или делили одну на двоих, не комплексуя друг перед другом. Не мальчики, слава богу, чтобы пиписьками меряться.
А тем временем как-то сама собой отпала необходимость в дополнительной стимуляции, во всех этих игрушках, в очень уж изощренных позах. Им было хорошо вместе. Хороший секс. Очень хороший.
Когда же в их отношениях появилось "личное"? Может быть, когда он впервые решил подбросить ее на машине до метро? Они заболтались, взяли по банке пива, выпили прямо в машине. Скоро это стало традицией - он довозил ее, они покупали пиво, понемногу отхлебывали, болтали… Иногда - по нескольку часов, так и не вылезая из припаркованного у метро "Опеля". Потом он обнаружил, что пива они выпивают все больше, и он все неохотнее отпускает ее домой. С ней было приятно напиваться, почти как с Егором. Она слушала, очень внимательно, когда нужно - молчала, когда нужно - говорила сама.
А потом началось что-то уж совсем непонятное. С какого-то момента говорить больше не хотелось. На них опять накатывало желание - сколько бы они не занимались до этого сексом у него дома. Он лез ей под юбку, она ласкала его сквозь ткань брюк, иногда он не выдерживал, перегонял машину в какой-нибудь угол потемнее, к гаражам, и опять брал ее. Они ухитрялись уместиться на заднем сидении, и этот быстрый секс доставлял обоим больше удовольствия, чем все его придумки еще час назад. Если было слишком уж многолюдно, он загонял "Опель" в гараж, включал фары, она упиралась руками о капот, а он задирал на ней юбку и входил сзади. Иногда не мог кончить, но это было не важно.
А еще они начали целоваться. У него дома они никогда не целовались. Даже не тянуло. А вот в машине… Первый раз он был очень пьян, помнится, пытался объяснить ей что-то важное, про нее, про себя… Неожиданно остановился и попросил:
-- Поцелуй меня.
Она поцеловала. Они долго не могли оторваться друг от друга, он играл ее языком, потом она посасывала его нижнюю губу… Наконец, они остановились, перевели дыхание, она произнесла:
-- Мед и молоко под языком твоим. - И замолчала.
Это было как удар. Что-то накатило, сердце остановилось на мгновение, а когда пошло снова, ритм его навсегда изменился. Сто лет назад, в Феодосии, девушка, возлюбленная, как никакая другая возлюблена уже не будет, сказала ему то же самое. Они читали друг другу "Песнь Песней" и верили, что будут жить вечно. А потом она ушла. И унесла что-то, что могло бы вносить в его отношения с женщинами "личное".
В тот вечер он прогнал Полину и напился в машине сам, да так, что не рискнул сесть за руль, побрел домой пешком. Видимо, у него было такое лицо, что Ольга не стала его ни о чем спрашивать, просто помогла раздеться и лечь. Он не заснул - провалился в какое-то забытье, где шумело море и пахло кипарисами.
Он потом долго не мог заставить себя позвонить Полине. Она позвонила сама, и встречи возобновились. Только целовались они теперь все чаще, и он все больше пил, чтобы не думать, чтобы не понять что-то ненароком.
А потом позвонил Егор.
-- Я в Москве. Не передумал?
Этот звонок его отрезвил. Сразу стало легко и просто. Как в самом начале. Он набрал телефон Полины, долго