одногруппников. Козлов был толст, противен и почти лыс в свои двадцать три. Кот ненавидел Козла — тот был вечным плакальщиком, скрягой и тормозом. В то время, как другие честно отрабатывали зачеты, — кто собственными мозгами, а кто деньгами, цветами, конфетами и коньяком, — Козёл валялся в ногах у всей кафедры, каждый раз придумывая новые и новые несчастья, постигшие его и его семью. Если бы кто-то задумался сопоставить причины, по которым Козёл пропустил большую часть занятий за последние три года, то оказалось бы, что он круглый сирота, бомж и постоянно болеющий калека, раз в неделю стабильно переезжаемый автомобилем и каждые два месяца болеющий туберкулёзом. Однажды он и правда сломал ногу — но это уже ему наваляли свои же собутыльники, у которых он притырил сдачу, будучи посланным за водкой. За исключением того скорбного периода, когда толсторожий демонстративно являлся в университет на костылях и жалобно вздыхал перед деканом, вымаливая индульгенции и показывая взглядами, что только изогнутая кочергой нога мешает ему пасть на колени, других видимых болячек у него не наблюдалось. Обладая таким козырем, как любимый дядя, бывший главным врачом одной из городских больниц, Козёл всегда имел в кармане пачку липовых справок и никогда не упускал возможность ими воспользоваться. Однажды Кот поднял Козла на смех, задрав ему на физкультуре майку, под которой все желающие вместо обещанных синяков, набитых «неизвестными грабителями», увидели свежую татуировку в виде патлатой ряхи Че Гевары. Отсмеявшись и покачав головой, физкультурник прописал «моднику» брусья и пресс, после чего Козёл не мог подняться с кровати два дня. Кажется, этой выходки мордатая сволочь не забыла и по сей день… С «жирным ленивым калекой» вообще все вели себя как с душевнобольным: помимо плаксивого характера Козел был ещё и редким склочником унд скандалистом. В разговор с ним вступали неохотно, как в дерьмо. Он это чувствовал и ходил по факультету с таким видом, будто клал на всех. Однажды Козёл даже заявился на кафедру в маске с соответствующей надписью, за что и был удален из оного места на две недели. В свободное от актов неповиновения время Козёл кирял с технарями из 12-го корпуса на пустыре или, одолжив глаза у Бобика, мучительно выяснял у замдекана, «когда можно сдать долги за второй курс». Он плевал на всех, но стелился перед теми, кто мог быть ему полезен. Неудивительно, что одногруппники относились к нему с плохо скрываемым презрением, на всех совместных пьянках старательно обходя грушевидную тварь вниманием. Кот плохо разбирался в университетской жизни, поскольку и сам бывал в лоне родной альма-матер не редко, а очень редко, но если он правильно понимал, Козла с собой никогда и никуда не звали.

Сейчас Козёл выглял обрадованным. Его лунообразная морда выплыла из темноты, и, переливаясь в воздухе, как прыщавый мыльный пузырь, приветственно разинула рот. Почесав щетину, Козёл нерешительно сунул Коту в лицо бегунок.

— Котяра… Ты Бурцеву пришел сдавать?

— Да, — Кот угрюмо отодвинулся.

«Чего эта тварь приебалась?»

— Смотри, Костян. — Козёл ткнул в бумажку толстым коротким пальцем. — Тут на меня и на тебя.

— Ну?.. — Кот почувствовал, что закипает.

«Только этого урода мне тут не хватало. Чего он мне парит?»

— А иначе хрен сдашь. Ну, я сходил и специально выписал. И тебе заодно, чтоб ты лишний раз не бегал. Ты ведь тоже не ходил…

До Кота наконец дошло.

— Ты мне выписал бегунок??? Ты???

— Ну да… Нас же всего двое осталось. — Залепетал тот. — Я и решил оказать, так сказать… услугу… другу. Вместе сдавать ей будем. Я сам боюсь.

— Тварь… Сука… А когда ты не боялся? Я тебе что — спасательный круг? — Коту захотелось треснуть его по яйцам.

— Но… я же тебе выписал! — в непонимающих глазах Козла отразился страх паразита, которого пинцетом тянут из прямой кишки и уже почти вытянули. Кажется, до него стало доходить, что Кот собирается показать ему прямую дорогу к фаллосу.

— Как нога — не болит? — неожиданно даже для самого себя ковырнул его Кот. Козёл весь вжался в стену — трусливая злоба превратила его морду в африканскую маску зебры. У зебры выросли ослиные уши, а изо рта выпал и пополз в угол звук «иа». Ноги у него и правда были кривые.

— А при чем нога? — раздув ноздри, Козёл выпустил из носа золотую рыбку, и та взмыла под потолок вместе с огромным ворохом гнилых водорослей.

— А при том. Если надо для статистики, могу тебе по блату руку сломать. Чтобы ты дрочил поменьше. — Это был ещё один намек на сексуальную непривлекательность Козла. Тот дернулся было что-то зашипеть в ответ, махнул бегунком, но лишь нарвался на добивающий выстрел.

— Да чего ты мне своё говно в рожу суешь! — С неожиданной злобой Кот вырвал у него из рук бегунок и швырнул его на пол. — Каззёл, бля…

На последних словах Козёл не выдержал — обидное прозвище, произнесенное вслух, окончательно сожгло мосты между ним и «ссаным нариком», как Козёл любил называть Кота в разговорах. Козёл поднял с пола бегунок и пошел прочь.

Кот почувствовал легкое облегчение. Пока эта тварь здесь, ни на что хорошее можно не надеяться.

«Вовремя я его».

Из женской уборной вышла Виктория Васильевна. От неё шел еле заметный запах сигарет.

Ментоловые, определил Кот своим истерзанным запахами носом. Кроме того, он уловил запах мочи и духов «Черути», а также мыла, зубной пасты, жевательной резинки, пота и...

«Прекрати. Возьми себя в руки».

Он знал, что это нелегко. Его снова начало колбасить. Глядя узкими как бойницы глазами на училкин зад, он вырастил на нём толпу мухоморов и представил как по одному срывает их оттуда языком. Длинным, клейким… Как у хамелеона. Или как у Алима.

— Входите…

«Вика» дважды повернула ключ в замке и толкнула дверь. Кот тупо вошел.

— Садитесь, — она нервно уронила со стола карандаш. Поднимать не стала. Кот тупо сел на предложенный стул.

— Козлов тоже с вами? — Она настороженно посмотрела куда-то мимо него.

— Нет.

— А куда он вообще делся, не знаете? Я уже давно закрыла ведомость. Если он ещё думает вымолить себе бегунок…

Несмотря на озабоченный вид, в голосе училки звучало облегчение. Козла на кафедре не любил никто. И мало кто это скрывал.

Кот пожал плечами. Мозги булькали в его голове, словно в бойлере, мысли текли из носа и рассыпались по столу разноцветными драже. Руки висели до пола. Он тупо моргнул стеклянными глазами.

— Ушел, да. Вроде бы.

Виктория Васильевна села за стол. По стене позади неё бежали стройными рядами пауки и тараканы — по двое в шеренге. Каждый третий был помечен красным крестиком.

«Наверное, это санитары.»

Кот заставил себя смотреть на свои руки.

— Что мы с Вами делаем? — спросила она очень тихо.

— Мы… — Кот сделал над собой усилие. — Сдаём зачет.

— Тогда давайте зачетку. Я сейчас ухожу.

Медленно, очень медленно Кот выволок из складок одежды зачетку. Так же медленно положил её на стол.

— Об этом никто не узнает, — зачем-то сказал он.

Она подняла голову от раскрытой