голосе. — Может, чистодел есть какой на примете… Или знаток каких-нибудь способов… нетрадиционных.

— Нетрадиционных? — хохотнул угрюмо Крокодил.

«Смеётся, гад, — с тоской подумал Зарецкий. — А сколько раз я ему в школе задницу прикрывал… Правда, то была школа… Хотя, с другой стороны, когда ему пулю в легкое загнали, кто помог? Если б я тогда не подсуетился, он бы в земле счас лежал, а не жульен лопал…»

— Твоё участие не обязательно… — промямлил он, пересиливая себя. — Назови нужного человека, я заплачу по полной… Тут, Коля, не до экономии…

В глазах друга неожиданно промелькнуло удовлетворение.

Зарецкий собирался сказать еще что-то, но передумал, переключив всё внимание на Бардина.

Крокодил без спросу взял у него из пачки сигарету, закурил.

— Ну, есть один… — сказал он со вздохом.

Зарецкий молча ждал, пялясь на сигарету в его руках. Крокодил бросил курить в девяносто пятом, после того как пагубная привычка едва не лишила его жизни: ночью охранник заказанной жертвы вышел отлить прямо к месту засады, засек в кустах огонек сигареты, перепугался и поднял страшный шухер. Заказ сорвался, охранника пришлось валить на месте, а получивший пулю в грудь Крокодил чуть не помер от потери крови. Кое-как добрался до дачи Зарецкого — к счастью, тот жил недалеко и смог быстро вызвать лепилу… Иначе бы кранты.

Зато теперь он фактически находится в рабстве у собственного друга, и тот не устает напоминать ему о старом должке.

Бардин сделал две быстрых затяжки, а выпущенный дым тут же засосал носом. Зарецкий завистливо закусил губу: он еще со школьной скамьи пытался перенять у него этот трюк, но, видимо, простого желания тут было недостаточно; требовался еще и какой-то особый талант.

Крокодил снова выпустил дым, на этот раз уже кольцами.

– Он химик, с ядами работает там всякими… На «это дело», может, и не подписался бы, но на нем тоже висит должок, еще с советских времен… — Словно вдруг вспомнив, что не курит, он скомкал почти целую сигарету в пепельнице и снова помолчал. — А долг платежом красен.

Потное лицо Зарецкого смялось, сложилось в облегченную улыбку:

— Вот спасибо, Колян! Уф!.. Бабки, конечно, тут же!.. — он попытался поймать взгляд друга, но тот смотрел куда-то в сторону. Так же, не глядя на него, он встал.

— Я тебя с ним сведу по старой дружбе. А денег не надо. Хватит уже. Наработался. Во!

Бардин с силой рубанул воздух перед своим горлом.

Пошарив по карманам, он вынул из бумажника клочок бумаги с телефоном и швырнул его на стол:

— Звать Генрихом. Скажешь, я ему долг прощаю. Пусть катится к чертям…

Он тяжело развернулся и вышел, не расплатившись. Зарецкий проследил сквозь витрину, как Бардин с лицом чернее тучи садится в «Волгу» и отваливает от бордюра, едва не оцарапав многократно перекрашенным крылом его лиловый «Мерс».

— Спасибо, дружище, — пробубнел он себе под нос, — спасибо…

Придвинув к себе бумажку, он принялся нашаривать мобильник.



Генрих оказался довольно странным мужичонкой, вертлявым, худым и скуластым. Он был похож на грузина, по всем канонам носил усы и имел золотой зуб, вот только толстые очки на тонком горбатом носу немного портили картину, привнося в неё элемент некой неуместной учености. Встречу назначил в каком-то ветхом НИИ, сам встретил Зарецкого на крыльце и, попетляв по бесконечным пустым коридорам, затащил в каморку на третьем этаже.

— Вот моё хозяйство, — сказал он, указывая на стол, где на фоне газеты расположился натюрморт из кипятильника, лука, помидора, пакета кефира и недогрызенного куска вареной колбасы.

Критически покосившись на остатки научной трапезы, Зарецкий вторично изложил суть просьбы. На предложенный стул он даже не взглянул.

— Да, конечно. – Хозяин каморки засуетился. — Щас я, секундочку...

Генрих сноровисто допил кефир, а остальное вместе с газетой спихнул в стоящее подле стола мусорное ведро. Потом покопался в канцелярском шкафу и достал небольшой чемодан.

Взволнованный Зарецкий смотрел, как чемоданчик со щелчком обнажил свое нутро, где в углублениях стояли пробирки с жидкостями и порошками.

— Вот, — вытерев руки о несвежую рубашку, сын гор сунул ему несколько фотоснимков, — это последствия применения, чтоб вы знали, о чем идет речь…

Перед затуманенным взором Зарецкого промелькнула череда изъеденных кровавыми язвами, почерневших, обеззубевших лиц. Он отвел глаза.

— Мне нужно, чтоб ничего заметно не было… — Промямлил он. — А то еще могут подумать…

— Картина естественной смерти, — всезнающе усмехнулся Генрих, отчего Зарецкому непреодолимо захотелось его удушить. — Полистайте дальше… Годится?

На него смотрело абсолютно спокойное мертвое лицо. Покойник даже слегка улыбался.

Зарецкий согласно кивнул.

— Только чего он лыбится?

— Таково действие препарата... Чем-то напоминает легкий наркотик: у зараженного резко подымается настроение, повышается эта… как её… ну, активность, он шутит, киряет, ест за троих… короче, получает такой себе кайф. А плохо ему становится уже потом...

— Потом? — глуповато переспросил заказчик.

— Ну да. Препарат действует медленно, но уж наверняка. А вообще, по секрету, это не препарат никакой, а вирус. Биологи наши подпольно вывели. — Генрих поболтал перед его носом пробиркой, в которой клубился легкий сизый туман. — Тут его возбудитель. Знаете, как вибрионы у холеры…

— И быстро убивает? — спросил Зарецкий пересохшим вдруг горлом.

— Часов за двенадцать, смотря по массе объекта, и как заразился — ну, через руки, там, или через рот… Применять очень просто — обработать этой штукой сигареты, или тарелку-вилку, или носовой платок… И всё, дело в шляпе.

— Хорошо, — Зарецкий стал засовывать пробирку во внутренний карман пиджака.

— Нет, что вы! — Генрих замахал руками, — нельзя выносить пробирку! Вы всех вокруг погубите! Её надо открывать на сильном холоде, и чтоб всё стерильно, иначе вы тоже заразитесь, и заразите всех, кто рядом!

— Так что же делать? — передернувшись, Зарецкий машинально отдал ему сосуд со смертью.

— Давайте, я сам обработаю, что нужно… — Генрих бросил фотографии обратно в кейс. — Вам и удобней, и безопасней, а у меня материал зря не пропадет…

— Вот, — Зарецкий сунул руку в карман, достал пачку «Мальборо» без акцизной марки.

— Американские, крепкие… — хозяин конуры уважительно двинул кадыком.

— Мы с ним одну марку курим… — гость подавил вздох. — Это он меня приучил…

— Ой, — Генрих помахал рукой, словно разгоняя сигаретный дым, — не хочу я знать всех этих ваших подробностей. Я человек маленький, оно мне надо?..

Зарецкий растерянно смолк, потом понял, что этот похожий на грузина человечек прав — чужие секреты, они как мины замедленного действия; можно и без головы остаться. И хотя внешне Генрих никак не походил на киллера, да и в тюрьме сидел едва ли, всё же занимается он своей «химией» явно не первый день, а значит, кое-что в жизни разумеет...

— Дайте одну сигарету, остальные выбросьте, чтоб потом не перепутать. Пачку тоже давайте. — Генрих нацепил