за этим взрыв Мишиного «шестисотого» отмел прочь любые шутки. Так что он уже почти не удивился покушению в «Ханое», когда двум телохранителям снесло голову автоматной очередью, а ресторанной бляди разворотило грудь до самых ключиц. Сам Лекарь остался жив благодаря лишь счастливой случайности: за секунду до того, как кровавые ошметки чужих мозгов шлепнулись в его тарелку, он сунулся под стол, чтобы поднять упавшую зажигалку. О происшедшем Миша с ошеломлением узнал только наутро, так как окончательно вырубился в момент, когда рука сжала закатившийся под гнутую ножку стола серебряный параллелепипед с надписью «Zippo».

Самые худшие ожидания сбывались одно за другим. Вид двух закрытых гробов, больше напоминающих платяные шкафы, отрезвил его окончательно. Это было даже реальней, чем взрыв авто. Реальней, чем бледная борцовская кисть с татуировкой «Вова», легшая на гравийную дорожку в двух метрах от носков туфлей Ланского, когда тот покуривал на крыльце своего коттеджа. В тот день над домами повисла грозовая туча, и Череп распорядился загнать тачку в гараж. Вован даже заматериться не успел: его бритую голову потом отыскали в ветвях соседской груши. А потом… почти сразу же пошел дождь, размыв кровь и окончательно пересрав всю картину к приезду ментов.

Запрошенные Федором деньги составляли просто нереальную сумму, и оба об этом знали. Предложив Лекарю платить за каждый утянутый у него кусок или уматывать к чертям из города, Федор не оставлял ему никакого выбора. В противном случае, как возвестил телефонный звонок, будет Миша лежать на прозекторском столе с пулей во лбу, или еще чего похуже.



Лекарь вздрогнул и поежился, но Марина больше не обращала на это внимания, продолжая честно отрабатывать заплаченные деньги.

Ежиться же, по праву, было отчего: в народе Федор слыл колдуном, и уже не одного его конкурента нашли висящим на кладбищенском кресте. Из кого-то вытянули подкожный жир, двоим отрезали яйца и впихнули на место глаз, а пятерым и вовсе выкачали всю кровь. О трансплантации органов тогда еще никто не слыхал, однако у ментов в числе прочих была и такая версия. Мумии убиенных, по рассказам очевидцев, были столь страшны, что, когда их кто-то выкрал из морга, милиция только вздохнула спокойней.

Миша понимал, что насчет колдовства это все параша, фуфло. Он знал, что Федор был родом из деревни и нахватался от своей бабки всяких ведьмовских ухваток, а напившись да курнув гашиша, как правило, начинал беситься и бессвязно орать, что видит всех насквозь и не дай бог какой-то бабе его обмануть, он ей сиськи на спине завяжет и голым пальцем крест во всю спину выжжет. В отличие от легковерных лохов из ближнего окружения Федора, Ланскому на всю эту магию-хуягию было насрать… но уж больно жестоким был напарник сам по себе. В свое время эта бесноватость сыграла не последнюю роль в расхождении их путей. Лекарь просто побоялся, что у приятеля когда-нибудь совсем сорвет крышу, и он начнет применять свои методы к нему лично.

Вот, дождался. Теперь остается линять подальше, пока не взорвали вместе с домом или на вертеле не зажарили, как какую-то свинью… Федор однажды хвалился, что в 68-м году они у себя в селе подобным образом оприходовали конокрада. Учитывая это, Ланский решил какое-то время пожить на даче у одного из оставшихся телохранителей – Димона. Участок с домиком и чугунной оградой располагался в черте города и вполне подходил для того, чтобы пересидеть там шухер. А как всё уляжется, можно и дергать…

Только куда дергать? Родственников у Миши нет, одни деловые знакомые, друзей порастерял, да и не нужны они ему: Миша сейчас, вообще, сам по себе сила, Федор ему пятки лизать должен, если уж правильно по понятиям смотреть. Только понятий сейчас не признают, беспредельничают, — вот и Федор так же… даже на дружбу былую наплевал.

И поди попробуй докажи ему, кто тут прав, а с кого спрос. Ведь правду говорят: где большие бабки властвуют, там дружбе конец. Сам-то по себе Федор авторитета дополнительного не приобрел, он в сравнении с Лекарем сейчас пустое место (подумаешь, вор в законе; кто их сейчас боится?), однако всё ж… О методах его все наслышаны, и за Мишу никто не вступится. Когда с живых людей кожу сдирают, для собственного здоровья будет полезней в сторонке постоять. А значит, остался Лекарь один. Слабый должен уйти — на то и расчет.

Эх, зря не прирезал этого вурдалака в свое время… Всего-то работы было — скальпелем в печень ткнуть. Теперь расхлебывай…

Миша подавил тоскливый вздох.

Стоп. А может, мне его самого замочить?

Мысль была такой привлекательной, что почти уснувший Лекарь от неожиданности раскрыл глаза.

А чем не идея? «Мухой» по автомобилю, пару гранат в окно, — и всё, нет беспредельщика! Остальные не рыпнутся. Наоборот, только спасибо скажут.

Отлично, отлично… Завтра… Сказать Димону… Не забыть только…

Миша резко расслабился и только тут понял, что вот-вот кончит. Он хрипло рыкнул и подбросил бедра вверх, вгоняя член Марине в самую глотку, как он всегда любил. Почувствовав это, проститутка немедленно втянула щеки и безумно медленно протянула его естество через горячую чавкающую трубу с шершавым ремнем языка снизу. У Ланского помутилось в голове, он булькающе заохал, схватил Марину за голову и запустил пальцы в черные как уголь волосы, словно намереваясь порвать их, как клок водорослей. Сильно сжав член кулаком у основания, Марина сделала последнее движение языком и неожиданно выпустила его изо рта. Миша ничего вокруг не видел, он крепко зажмурил глаза, и уже мысленно метал сперму в горячий пищевод проститутки, но голос временно отказал ему, и он не мог сказать Марине, чтобы она продолжала,

получилось только зарычать. Но уже в следующий момент голос вернулся к нему и Лекарь заорал, нет, завизжал так, что завибрировали барабанные перепонки и хрустнули челюсти. В член словно вонзились две раскаленные иглы, и мошонка мгновенно втянулась сама в себя, заставив Ланского завопить еще громче. Глаза широко распахнулись, и не переставая кричать Миша увидел, как в широко раскрытый рот Марины



/зубы зубы почему такие зубы! она что?.. она что?.. она что — ?? почему почему почему/



толчками выстрелило три струйки — одна белая и две красных. Легонько онанируя окаменевший конец, она аккуратно словила все языком, а потом сдавила член рукой и быстро слизнула то, что выступило из ранок. Дикая боль вернула Ланского на землю.

Она укусила! Эта блядь укусила меня!

— Сука! Ты укусила меня!! Сука!! — Миша поднял ногу и ударил проститутку тренированной пяткой в лицо, отшвырнув прочь с кровати. Звякнули брюки, упавшие со стула — кобура осталась под кроватью. В один момент скатившись на пол, Ланский зажал разрывающийся от боли член в кулаке и выскочил в гостиничный коридор, где дежурили Димон и Зеля. В адреналиновом тумане ему казалось, что стены и потолок вокруг сплошь залиты кровью, и багровые пятна мелькают даже в воздухе.

— Подстава! — заорал он в лицо двум быкам, развалившимся за дверью на табуретках. — Федор, сука,