Библиотека | Креативы | ВАСЯ
пойдут в душ, швырнул в сумку пропотевшие перчатки и в сердцах сплюнул:
— Идиот ты! Ну кто так подкат делает…
— Я не подкат… — шевельнул губами Брызгин. — Я специально.
— Да это и так ясно, — Рябченко энергично стянул с себя шорты вместе с трусами, отшвырнул их ногой. — Волков же специально тебя проучить решил. Только не учел, что ты поляков винтить начнешь. Теперь расхлебывай…
Он прикрыл за собой дверь душевой, что-то сказал остальным, те шумно рассмеялись. Егор еще раз пощупал ногу. Пару дней точно болеть будет. Но это фигня, а вот что скажет тренер...
Перед ним возник обмотанный полотенцем Леша Сергеев. Через левую щеку 32-летнего полузащитника шла свежая царапина, вокруг его ног собралась лужица.
— Что ж ты, звезда наша ясная, — процедил он, — думал, самый умный? Нас теперь оштрафуют на такие бабки, что тебе за всю твою карьеру не снились.
Егор нехотя поднял голову:
— Во-первых, я свои бабки зарабатываю без помощи всяких хуесосов. А во-вторых, кто вас заставлял лезть в драку...
Сергеев остолбенел.
— Это Вася хуесос?! Да ты вообще, что ли, сука, блатной, такими словами кидаться?.. Ты сам, блядь, хуесос киевский!..
— Остынь, Леш, — подошедший сзади Бузилов взял его за плечо.
— Что остынь, блядь? Что остынь? — Сергеев обернулся к остальным, одевающимся у своих шкафчиков. — Ребята, слышали? У нас тут ёбаный принц завелся!..
— А что ты мне маты тут гнешь? — Егор расправил плечи. — Или ты вместо Волкова теперь? Или я тебе, может, в компот нассал?
Он встал. Сергеев тут же напряг бицепсы, отступил на шаг и чуть пригнулся:
— Ну давай, бля, симулянт. Я тебе счас пропишу, сука, путевку в жизнь...
— Прекращайте, вы! — возмутился Бузилов, становясь между ними. Нога Паши попала в лужу, он поскользнулся и нервно выругался.
Хлопнула дверь. Все застыли.
Вошел Волков, быстро оценил обстановку. Нахмурился.
— Я был на пресс-конференции, — сказал он негромко.
Команда безмолвствовала, ожидая экзекуции, но Волков развернулся, сказав лишь:
— Переодевайтесь. Самолет через полтора часа. У Рогожина сложный перелом, он пока что останется здесь. И что это за лужи на полу, не поубивайтесь тут, орлы...
Он закрыл за собой дверь, оставив всех в недоумении.
Поспешно забросив сумку за спину, Егор тоже встал и вышел — он был уже переодет.
«Не выгнал... значит, поиграем еще...» — подумал он, шагая по ярко освещенному коридору мимо фанаток-просительниц автографов.
Однако мысль была уж очень невеселой.
При обратном перелете Васю он не видел. «Может, старый пень остался в Варшаве?» — размышлял Егор, надвинув на глаза бейсболку и искоса глядя на проносящиеся за иллюминатором облака. Это было маловероятно, но притягательно.
При отъезде в аэропорт автобус футбольного клуба обкидали яйцами. Таможенники смотрели волками. По идее, ненавидеть поляки должны были не Егора, а забившего пять мячей Рогожина, но Брызгину показалось, что смерти желают ему и только ему. Стараясь не глядеть по сторонам, Брызгин юркнул в самый дальний угол салона и притаился в кресле, укрывшись пледом. Слава Богу, желающих сесть рядом не нашлось...
Много раз с тех пор Брызгин думал над тем, чтобы послать все к черту и вернуться... но куда? Контракт истекал не скоро, неустойку за него никто выплачивать не станет. Если бы родному клубу не урезали бюджет, его бы вообще не продали в этот сраный \\\"Железняк\\\". Катал бы мяч сейчас в десяти минутах езды от дома, по вечерам гулял с девушкой... Хотя нет, не гулял бы.
Но не в этом же дело. Мучило Егора на самом деле другое. Чертов заикающийся талисман поставил под сомнение его профессионализм, а это было посерьезней амурных дел. Это было вообще черт-те что. От невеселых мыслей хотелось напиться, как в пятнадцать лет, когда его собаку отравил сосед по даче — такой же сумасшедший алкаш, как этот вот... мать его...
Слово \\\"сосун\\\" Брызгин не мог произносить даже мысленно. Какой-то неимоверной, инфернальной гадостью отдавало прозвище железняковского талисмана, при одной мысли о котором Егора начинало мутить.
Как бы там ни было, Васю он с тех пор не видел. Непристойными намеками его тоже больше не донимали. После стычки в раздевалке команда словно отрыгнула Брызгина — тренировался он в одиночку, на любые вопросы отвечал с плохо скрываемым раздражением, и в результате Бузилов с Рябченко стали тоже обходить Егора стороной...
«Разбора полетов» так и не воспоследовало. Волков больше не угрожал ему, предпочитая игнорировать или отпускать колкости по поводу одежды, прически, выражения лица. Временами при перекличке тренер вообще словно забывал, что в команде есть он — Егор. И было в этом нечто зловещее. Но что именно — Брызгину было не понять...
Свободный от каких-либо обязательств, вечерами Егор гулял по городу, вспоминал Киев. С Наташей расстались еще зимой, а то бы не выдержал, съездил к ней. Один раз позвонил по межгороду — ответила ее мать. Он положил трубку. Мобильный Наташа сменила сразу после их размолвки, так что и этот вариант отпадал.
А больше общаться было не с кем, да и не хотелось. Пусть его иногда узнавали на улицах, радости это не несло, скорее наоборот. Трехнедельной давности матч словно сломал ему хребет. Брызгин понимал, что Рябченко сказал правду: выпустив его на поле, Волков хотел лишь проучить отщепенца, и это удалось ему в полной мере.
Вася был реальностью, — теперь в этом не было сомнений. И хотя на тренировках он больше не мелькал, в раздевалке одноклубники время от времени делились впечатлениями о его «способностях» — это значит, сосун продолжал свою мерзкую работу, пусть и скрытую от глаз Егора. В нетренировочное же время Брызгина открыто чурались, при его приближении смолкали любые разговоры.
Встретив однажды в парке Рогожина с гипсом на перевязи, Егор пытался извиниться за давешнюю драку на поле, но тот прошагал мимо, сказав со злобой:
— Ты дурак, ни хуя не понял? Спасай, блядь, команду, а то оба вылетим...
Ответный матч приближался.
Накануне игры Волков подошел к нему в раздевалке, положил руку на плечо:
— Гога, мобилизуйся. Завтра играть. На тебя наша единственная надежда. Ты это хоть понимаешь?
Егор облизал губы, усмехнулся с видом побитой собаки:
— А Вася?
— Ты, я гляжу, созрел, — улыбнулся тренер. — Если так, то Вася за дверью...
— Да идите вы! — истерично заорал Егор, выскакивая в двери. Дверь стукнула в мягкое, послышался чей-то «ох», но он не обернулся.
Первое, что сделал Брызгин, доехав до своей станции метро — купил бутылку водки. Дома небрежно хлопнул дверью, сбросил джинсы, упал на диван и напился так, что на потолке расцвели звезды.
Ночью ему приснилась Наташа. Она целовала его, делала ему приятно рукой. Шептала голосом Волкова:
— Игорь, ну поспи, поспи еще... еще чуть-чуть... тссс...
С криком он проснулся. И не смог сесть.
Четыре фигуры крепко держали его за руки и ноги, прижимая к дивану.
В темноте кто-то быстро и судорожно сосал ему член.
— А-а-а! — в пароксизме
— Идиот ты! Ну кто так подкат делает…
— Я не подкат… — шевельнул губами Брызгин. — Я специально.
— Да это и так ясно, — Рябченко энергично стянул с себя шорты вместе с трусами, отшвырнул их ногой. — Волков же специально тебя проучить решил. Только не учел, что ты поляков винтить начнешь. Теперь расхлебывай…
Он прикрыл за собой дверь душевой, что-то сказал остальным, те шумно рассмеялись. Егор еще раз пощупал ногу. Пару дней точно болеть будет. Но это фигня, а вот что скажет тренер...
Перед ним возник обмотанный полотенцем Леша Сергеев. Через левую щеку 32-летнего полузащитника шла свежая царапина, вокруг его ног собралась лужица.
— Что ж ты, звезда наша ясная, — процедил он, — думал, самый умный? Нас теперь оштрафуют на такие бабки, что тебе за всю твою карьеру не снились.
Егор нехотя поднял голову:
— Во-первых, я свои бабки зарабатываю без помощи всяких хуесосов. А во-вторых, кто вас заставлял лезть в драку...
Сергеев остолбенел.
— Это Вася хуесос?! Да ты вообще, что ли, сука, блатной, такими словами кидаться?.. Ты сам, блядь, хуесос киевский!..
— Остынь, Леш, — подошедший сзади Бузилов взял его за плечо.
— Что остынь, блядь? Что остынь? — Сергеев обернулся к остальным, одевающимся у своих шкафчиков. — Ребята, слышали? У нас тут ёбаный принц завелся!..
— А что ты мне маты тут гнешь? — Егор расправил плечи. — Или ты вместо Волкова теперь? Или я тебе, может, в компот нассал?
Он встал. Сергеев тут же напряг бицепсы, отступил на шаг и чуть пригнулся:
— Ну давай, бля, симулянт. Я тебе счас пропишу, сука, путевку в жизнь...
— Прекращайте, вы! — возмутился Бузилов, становясь между ними. Нога Паши попала в лужу, он поскользнулся и нервно выругался.
Хлопнула дверь. Все застыли.
Вошел Волков, быстро оценил обстановку. Нахмурился.
— Я был на пресс-конференции, — сказал он негромко.
Команда безмолвствовала, ожидая экзекуции, но Волков развернулся, сказав лишь:
— Переодевайтесь. Самолет через полтора часа. У Рогожина сложный перелом, он пока что останется здесь. И что это за лужи на полу, не поубивайтесь тут, орлы...
Он закрыл за собой дверь, оставив всех в недоумении.
Поспешно забросив сумку за спину, Егор тоже встал и вышел — он был уже переодет.
«Не выгнал... значит, поиграем еще...» — подумал он, шагая по ярко освещенному коридору мимо фанаток-просительниц автографов.
Однако мысль была уж очень невеселой.
При обратном перелете Васю он не видел. «Может, старый пень остался в Варшаве?» — размышлял Егор, надвинув на глаза бейсболку и искоса глядя на проносящиеся за иллюминатором облака. Это было маловероятно, но притягательно.
При отъезде в аэропорт автобус футбольного клуба обкидали яйцами. Таможенники смотрели волками. По идее, ненавидеть поляки должны были не Егора, а забившего пять мячей Рогожина, но Брызгину показалось, что смерти желают ему и только ему. Стараясь не глядеть по сторонам, Брызгин юркнул в самый дальний угол салона и притаился в кресле, укрывшись пледом. Слава Богу, желающих сесть рядом не нашлось...
Много раз с тех пор Брызгин думал над тем, чтобы послать все к черту и вернуться... но куда? Контракт истекал не скоро, неустойку за него никто выплачивать не станет. Если бы родному клубу не урезали бюджет, его бы вообще не продали в этот сраный \\\"Железняк\\\". Катал бы мяч сейчас в десяти минутах езды от дома, по вечерам гулял с девушкой... Хотя нет, не гулял бы.
Но не в этом же дело. Мучило Егора на самом деле другое. Чертов заикающийся талисман поставил под сомнение его профессионализм, а это было посерьезней амурных дел. Это было вообще черт-те что. От невеселых мыслей хотелось напиться, как в пятнадцать лет, когда его собаку отравил сосед по даче — такой же сумасшедший алкаш, как этот вот... мать его...
Слово \\\"сосун\\\" Брызгин не мог произносить даже мысленно. Какой-то неимоверной, инфернальной гадостью отдавало прозвище железняковского талисмана, при одной мысли о котором Егора начинало мутить.
Как бы там ни было, Васю он с тех пор не видел. Непристойными намеками его тоже больше не донимали. После стычки в раздевалке команда словно отрыгнула Брызгина — тренировался он в одиночку, на любые вопросы отвечал с плохо скрываемым раздражением, и в результате Бузилов с Рябченко стали тоже обходить Егора стороной...
«Разбора полетов» так и не воспоследовало. Волков больше не угрожал ему, предпочитая игнорировать или отпускать колкости по поводу одежды, прически, выражения лица. Временами при перекличке тренер вообще словно забывал, что в команде есть он — Егор. И было в этом нечто зловещее. Но что именно — Брызгину было не понять...
Свободный от каких-либо обязательств, вечерами Егор гулял по городу, вспоминал Киев. С Наташей расстались еще зимой, а то бы не выдержал, съездил к ней. Один раз позвонил по межгороду — ответила ее мать. Он положил трубку. Мобильный Наташа сменила сразу после их размолвки, так что и этот вариант отпадал.
А больше общаться было не с кем, да и не хотелось. Пусть его иногда узнавали на улицах, радости это не несло, скорее наоборот. Трехнедельной давности матч словно сломал ему хребет. Брызгин понимал, что Рябченко сказал правду: выпустив его на поле, Волков хотел лишь проучить отщепенца, и это удалось ему в полной мере.
Вася был реальностью, — теперь в этом не было сомнений. И хотя на тренировках он больше не мелькал, в раздевалке одноклубники время от времени делились впечатлениями о его «способностях» — это значит, сосун продолжал свою мерзкую работу, пусть и скрытую от глаз Егора. В нетренировочное же время Брызгина открыто чурались, при его приближении смолкали любые разговоры.
Встретив однажды в парке Рогожина с гипсом на перевязи, Егор пытался извиниться за давешнюю драку на поле, но тот прошагал мимо, сказав со злобой:
— Ты дурак, ни хуя не понял? Спасай, блядь, команду, а то оба вылетим...
Ответный матч приближался.
Накануне игры Волков подошел к нему в раздевалке, положил руку на плечо:
— Гога, мобилизуйся. Завтра играть. На тебя наша единственная надежда. Ты это хоть понимаешь?
Егор облизал губы, усмехнулся с видом побитой собаки:
— А Вася?
— Ты, я гляжу, созрел, — улыбнулся тренер. — Если так, то Вася за дверью...
— Да идите вы! — истерично заорал Егор, выскакивая в двери. Дверь стукнула в мягкое, послышался чей-то «ох», но он не обернулся.
Первое, что сделал Брызгин, доехав до своей станции метро — купил бутылку водки. Дома небрежно хлопнул дверью, сбросил джинсы, упал на диван и напился так, что на потолке расцвели звезды.
Ночью ему приснилась Наташа. Она целовала его, делала ему приятно рукой. Шептала голосом Волкова:
— Игорь, ну поспи, поспи еще... еще чуть-чуть... тссс...
С криком он проснулся. И не смог сесть.
Четыре фигуры крепко держали его за руки и ноги, прижимая к дивану.
В темноте кто-то быстро и судорожно сосал ему член.
— А-а-а! — в пароксизме