Безработный Колян шел домой по темной улице. В карманах было пусто, а под сердцем, как у всякого никому не нужного человека, копошилась грусть. Гуляющий в организме хмель требовал добавки, однако Колян решил, что на сегодня хватит. Вообще-то, добавить, конечно, следовало, но застольные разговоры приятелей убили в нем всякую охоту к «продолжению банкета». Кореша словно двинулись головой: вместо того, чтобы праздновать, только и говорили, что о готовящемся теракте.

Заварил всю кашу Ваня: приперся с утра и рассказал, что вчера пил с одним знакомым таксистом. А этот таксист якобы повадился тайком прослушивать ментовскую радиоволну. И там, как сказал он Ване, кто-то кому-то ляпнул, что в День города возможен теракт. Причина в эфире названа не была, однако, мол, и так всё ясно: не иначе, обозленные «черные» собираются отплатить новому губернатору за то, что прогнал их с городских рынков.

Похмельный Колян флегматично выслушал падкого до сенсаций друга и предложил поменьше якшаться со всякими трепачами. Ваня страшно обиделся и пропал на полдня. Но под вечер всё равно вернулся, томимый скукой и желанием выпить. Они побродили по улицам, размялись пивком, на остановке встретили Санька — и понеслось…

День города был как раз сегодня. Вопреки Ваниным ожиданиям его никто не отменил, и никакого теракта, понятно, не произошло. От этого было даже как-то скучно. Досидев до одиннадцати в занюханном баре с работающим телевизором и ничего не дождавшись, приятели стали расходиться. Решившие «продолжить» Санёк и Ваня купили бутылку и привычно порулили к Гарику. А Колян обломался. Выслушивать всю ту же чушь о чеченских происках, да еще в присутствии страдающего национализмом Гарика, ему не хотелось. Ну их всех к черту, и так голова ноет…

Со Светкой ничего толкового не вышло — она работала сегодня во вторую смену, а когда он неуклюже попытался позвать ее в гости, только ухмыльнулась:

— Ай да кавалер! Рубашку бы хоть сменил! Проходи, не мешай работать…

Но это всё были мелочи. После ухода жены Колян, как истинно потомственный механик, забил на противоположный пол ядреный болт. Светка — не Светка. Какая разница. Все они одинаковые. По правде, не очень-то и хотелось.

Куда больше занимала Коляна пропажа полосатой кошки Марыськи. Домоседка, добрая душа и любимица хозяина, позавчера утром она сбежала, лишь только он, Колян, отворил дверь, чтобы вынести переполненное мусорное ведро, которое вот уже четыре дня топорщилось во все стороны пустыми бутылками и воняло, как мертвая лошадь. Детство Коляна прошло в Казахстане, и запах этот был ему особо неприятен — он напоминал о родительской нищете, о побоях, о не задавшейся с самого начала жизни. И вот теперь, избавляясь от запаха прошлых неудач, он потерял Марыську. Март месяц — кошачья пора, будь она проклята…

Марыська была почти как собака. Она не ловила мышей, зато Колян научил ее служить за угощение. И они часто смеялись с Ваней и Гариком, когда при словах «Марыська! Сосиська!» — кошка садилась и подымала лапу, прося лакомства.

Колян кормил ее лучше, чем себя. По ночам клал на подушку, засыпая под мерное кошачье тарахтение. И даже если приходил слишком пьяным, чтобы дать кошке ужин, поутру все равно находил мягкий кошачий бок под своей щекой. Кошка не отличалась злопамятностью, она воспринимала хозяина таким, какой он есть. В отличие от всех двуногих прямоходящих, кто любил в обществе Коляна рассуждать об искренней дружбе и любви, за четыре года она ни разу не предала его, не унизила и не оскорбила.

Относительный комфорт, который существовал прежде в его жизни, с пропажей Марыськи резко улетучился. Вот уже три дня никто не ждал его дома, не мяукал призывно у кухонного стола, не путался под ногами и не грел щеку по ночам. Он верил, что Марыська нагуляется и вернется — и всё равно боялся за нее. Странно, но этот пушистый комок с зелеными глазами и непородистыми полосками на хвосте был ему дороже, чем ушедшая жена.

С трудом дошагав до своего подъезда, Колян присел на лавочку. Вообще-то все лавки в районе давно выкорчевала босота из соседних домов, но эта каким-то чудом сохранилась. И то хорошо. Облегченно вздохнув, Колян достал пачку «Беломора». Дерьмо, а не курево, но существовать тоже как-то нужно.

Денег остались копейки, подработку найти непросто. В эту зиму удачно получалось только подменять магазинного грузчика. Тот пил беспробудно уже третий месяц, и Колян этим пользовался, приходя каждое утро к заднему крыльцу гастронома в оставшейся с заводских времен драной спецовке с продавленными коленями. Несколько раз просил взять его на постоянную работу, но безрезультатно. Говорили:

— Без толку. Шило на мыло: что один алкаш, что другой…

Колян закурил. С близкого неба светились остро-выпуклые звезды, проникая своими мерцающими лучиками в самую глубину покрасневших глаз. Двор был тих, все вокруг дышало умиротворением. Сделав пару затяжек, он неожиданно успокоился. Подумаешь, праздник не удался… Сто еще таких будет.

Сидел, выпуская дым и глядя на дом напротив. Спешить было некуда.

Дом 13а светился окнами. Эту девятиэтажку построили недавно — лет семь назад. Колян еще помнил соседей из предыдущего дома, снесенного по ветхости. С некоторыми он иногда забивал козла в деревянном домике на разгромленной ныне детской площадке, а одну студентку даже раскрутил на пьяный секс. Правда, то было еще до отсидки. Сейчас он женщинам не нравился. И на фоне этой отверженности еще острей воспринималась утеря кошки. Для Коляна ее побег был равнозначен предательству, хотя он и понимал всю абсурдность своих обид: март есть март.

Он с силой втянул дым, оглядел светящиеся окна. Где-то там живут люди, любят друг друга, пьют по праздникам шампанское, едят икру, отбивные и салат «оливье», воспитывают детей, принимают нарядных гостей, обнимаются в постели, а он — вот тут. На облупленной скамье, с написанными неприличными словами, один. Горько, что ни говори…

Колян снова загрустил.

А ведь так было не всегда. Он работал на заводе наладчиком моторов, приносил в дом зарплату, радовал подарками молодую супругу. Поженившись, они ездили каждый год на море, строили планы не будущее, любили друг друга каждую ночь, копили на машину, хотели завести маленького…

Но началась черная полоса: у Татьяны случился выкидыш, врачи поставили диагноз — бесплодие; парус любовной лодки прожгли первые слезы, упреки; Колян стал приходить под мухой, еще позже его стали приводить друзья. Жене начали звонить какие-то незнакомые мужчины, несколько раз она не ночевала дома. Потекли бесконечные ссоры, выяснения отношений. В конце девяностых завод закрыли, и потерявший работу Колян запил окончательно. Какое-то время еще перебивался с пятого на десятое, потом неожиданно сам для себя загремел в тюрьму за пьяную драку. И — ни писем, ни передач. Вернулся — в квартире пусто. Мебели нет. Жена ушла, не оставив даже записки.

Он нисколько не удивился этому закономерному, в общем-то, финалу.

Возвращаясь однажды поздней осенью от Гарика, Колян остановился, чтобы помочиться