рутиной мозга. Мне даже не пришло в голову, что начальник тупо издевается — для его недоразвитого носорожьего мозга, вся дневная работа которого состояла в управлении жевательными и анальными мышцами, это был бы слишком изощренный прием.

— Вы, должно быть, забыли, что на тех доисторических дровах, которые мне были выданы три года назад, я даже не смог работать, и мне пришлось принести из дома свой компьютер. Ну конечно, вы этого не помните, ведь у вас хозяйская логика! Свету, наверное, тоже к себе в наложницы уже записали, да?

Последнего вопроса задавать явно не следовало, тем более, что был он риторическим, ну да к черту. Все равно так жить дальше нельзя. Мои виски сжало вдруг так, что, казалось, глаза сейчас выдавятся из глазниц и шлепнутся на пол. Леонидович смотрел на меня с изумлением.

— Вы спросили, какое я имею право пользоваться своим компьютером? Да? — Я привстал, опершись ладонями на стол. — Какое я имею право брать рабочий фотоаппарат для своих целей? Какое право имею устанавливать себе аську, ходить по порносайтам и вообще каким-то сайтам кроме рабочих? И какое право у меня оставаться ночевать в офисе, когда я переработаю заполночь? Какое право ездить туда-сюда по вашим поручениям, тратя при этом свои личные деньги? — Мне не хватало воздуха, и я с шумом перевел дух. — А у меня к вам тоже есть вопросы! Почему вы не здороваетесь со мной по утрам? Я что, не человек? Рассказываете, что фирма не приносит дохода, всё валите на персонал, а за три года не вложили в нее ни копейки! Почему вы считаете, что я рабочие мобильные переговоры должен оплачивать из своего кармана? Почему за столько времени не повысили мне — и вообще никому — зарплату? Почему, черт возьми, когда я обедаю сухими бутербродами, не вставая из-за компьютера, потому что у меня нет обеденного перерыва, вы входите, тычете пальцем и кричите «хватит жрать, пора пахать»?! По-вашему, это остроумно? Вы что, думаете, я буду работать лучше и перестану опаздывать, если вы будете продолжать меня унижать?

Я плюхнулся обратно на стул. Стащил ладони со стола, гадая, заметил ли начальник дрожь в моих пальцах. Леонидович надел очки и внимательно поглядел мне в лицо.

— Ты хотел повышения, да? — спросил он. — Ну что ж… Я, пожалуй, сделаю даже лучше — я тебя уволю.

От абсурдности развернувшейся ситуации я раскрыл рот. Этого не могло быть, — не могло, потому что я почему-то сказал сейчас то, чего не собирался говорить, хотя раньше всегда умел держать рот на замке. И почему голос разума не придержал меня за плечо, как придерживал всегда в течение трех лет — совершенно непонятно.

— У меня сегодня день рождения, — сообщил я зачем-то. Одновременно вспомнил, что никто кроме Светки меня за всё время этой чертовой каторги ни разу ни с чем не поздравлял. Сам я о своих личных датах в коллективе никогда не распространялся, а они не спрашивали.

— Тем более. Пусть это будет тебе уроком. — Леонидович встал. — Иди к себе и пиши заявление.

Я понял, что меня провели, как пацана. Эта жирная сволота по жизни была тупей сибирского валенка, но при этом, в отличие от меня, никогда не забывала пословицы «я начальник — ты дурак». Так что очень глупо было, не сосчитав даже до десяти, совать голову в заготовленную петлю.

Леонидович отошел к стенному бару, распахнул створку и набулькал себе золотистой жидкости в хрустальную стопку с толстым дном. В нагретом воздухе расплылся едва заметный запах виски. Я отсутствующе рассматривал полированную поверхность начальничьего стола — длинную, как взлетная полоса. Здесь все лежало в беспорядке: ручки, журналы, полиэтиленовые файлы с документами, компакт-диски… Возле компьютера понурилась, свесив ноги, огромная уродливая кукла Ваня с красными веснушками на щеках. На краю стола притулился кожаный мини-саквояж для бумаг, с какими ходят бизнесмены. Оба кодовых замка были открыты. Не особо думая над тем, что делаю, я протянул руку, приподнял пальцем крышку.

— А Светлана, между прочим, — Леонидович сделал демонстративную паузу, вбрасывая в пасть виски и со вкусом выдыхая пары, — у меня прямо здесь сосала неделю назад. — Не оборачиваясь, начальник кивнул лысиной на свое пухлое вертящееся кожаное кресло. — Это тебе так, для информации.

Он сунул руку в раскрытую банку с орешками, стоявшую на барной полке.

Я сунул руку в раскрытый саквояж, стоявший на столе. Вынул оттуда пистолет ПБ-4-1, более известный под названием «Оса», из которого Леонидович, как часто хвалился, застрелил в своем районе уже не одну бродячую собаку.

Поднялся со стула, сделал два шага к начальнику — тот как раз начал разворачиваться в мою сторону — приложил короткое обрезанное дуло к его голове и нажал на спуск. «Оса» стреляет не свинцом, а резиной, так что я не имел ни малейшего понятия, что из этого получится. Получилось красиво: Леонидовича отшвырнуло к окну, стекло лопнуло от удара, и он, обмякнув, повис головой в осколчатом проломе. Руки дернулись и упали, из разжавшейся ладони на пол высыпалось три припудренных солью желтых орешка.

Я увидел, как по стеклу вниз побежала, брызгаясь, алая струя и испытал от этого жуткого физиологического зрелища подлинный восторг, граничащий с ликованием — только сейчас до измотанного стрессами сознания начало доходить, сколько кровищи успел этот плешивый упырь высосать из меня самого. Заметив под креслом слетевшие начальничьи очки, я выгреб их оттуда ногой, как какого-нибудь прячущегося паразита, и с хрустом раздавил. Потом обошел стол. Удар ботинком, и лидер продаж — страхолюдная кукла Ваня — слетел со стола вместе с tft-монитором.

Безжизненная туша продолжала едва заметно съезжать вниз — очевидно, Леонидовича резал собственный вес. Крови становилось всё больше, она залила подоконник и начала капать вниз, впитываясь в серый ковролин. Я поднял с пола черную резиновую пулю, посмотрел на вмятину в бритом затылке начальника, повернулся и вышел из кабинета.

Что делать дальше, я не знал. Но идиоту понятно, что подымать шухер, пускать слезу и ждать приезда ментов не было никакого смысла. Оставалось только идти. Куда-нибудь. Желательно подальше. И не останавливаться.

Почему-то я не испытывал ни ужаса, ни стыда. Эмоциональная пустота внутри моего «я» продувалась насквозь ветрами безразличия, пульсировала в такт шагам и продолжала разрастаться, подобно вселенной после Большого Взрыва. Я был даже слегка разочарован тем, как быстро («и необратимо» — шепнул внутренний голос, заставив волоски на затылке встать дыбом) всё получилось с Леонидовичем. Наверное, это как научится кататься на велосипеде: кажется, что трудно, а на самом деле очень легко…

Светка общалась с кем-то по телефону, прижав трубку плечом. Она зачитывала с монитора какие-то цифры, периодически жала на клавишу Page Down и одновременно пыталась вскрыть зубами пачку фруктового мороженого. Всё это получалось, мягко говоря, с переменным успехом — ну чем не иллюстрация к поговорке о сидении на двух стульях?..

Я остановился возле ее стола. Прислушавшись к себе, отметил, что утренний страх