Поддельный паспорт? Виза? Может, разрешение на отстрел вампиров? Впрочем, об этом будет время подумать попозже. А вот выехать из страны не мешало бы…

Я перебрал в памяти знакомых, у которых есть машина. Потом достал мобильный и набрал номер Лехи — непризнанного технического гения, помешанного на микросхемах и киберпанке, а по совместительству моего соседа по подъезду и единственного настоящего друга.

Не скажу, что разговор с ним доставил нам обоим удовольствие. Но он хотя бы вселил в меня какую-то надежду.



* * *



Через 15 минут я выходил из «Санбанка», оставив позади четыре трупа. Естественно, через черный ход. В рюкзаке за плечами лежали в беспорядке стопки банкнот, пистолет «Кедр», несколько обойм и АК с удлиненным стволом — наверное, 104-й или 105-й. Охрана оказалась из ментов, причем явно не готовых к обороне. Непонятно, зачем этим тормозам вообще оружие выдают. Издалека услышав завывание сирен, я сбросил рюкзак с плеча, вынул автомат и, с гиканьем выскочив из подворотни, изрешетил лобовое стекло подъезжающего «бобика». Автомобиль резко свернул к обочине, сбил бомжа с пакетом бутылок и, не снижая скорости, врезался в потрепанную «копейку». Растресканный триплекс протаранили две головы. Ненавижу мусоров, билась в голове горячая мысль. Ненавижу этих продажных сук.

Уже не пряча автомат, я стал пересекать проспект. Предстояло обойти стороной центр города и попасть на угол Гагарина и Клары Цеткин, где ждал Леха на «жигулях». Отобранный у какого-то нефора рюкзак оттягивал плечи. Три охранника и старуха, сваленная случайным рикошетом — как по мне, не такой уж плохой результат для человека, последний раз бывшего в тире 15 лет назад. В меня тоже стреляли, раз пять или шесть, но почему-то никто не попал.

«Все будет хорошо, — думал я, — мы уедем отсюда и начнем новую жизнь. Будем жить там, где начальство не имеет тебя за копейки, где не все бабы превратились в продажных блядей, где закон не грабит тебя вместо того, чтобы защищать, где…»

Зазвонил мобильный.

— Алё, Деня, я застрял, — сказал Леха напряженным голосом. — Пробка, блядь, на два квартала… И не объехать ни хера! Что там у тебя?

Мой мочевой пузырь заныл и сжался.

— Где ты щас?

— На Вокзальной, блядь. Еду, блядь, как улитка.

Я понял, что все пропало.

— Думаю, меня возьмут раньше, — сказал я почти спокойно. — Я только что замочил гору людей, понимаешь? И еще расстрелял тачку с мусорами.

— Что?? — пробормотал он с ужасом. — Ты же говорил, что просто ограбил начальника.

— Нет, я убил его. Он меня достал.

— Как… не понимаю… — прошептал Леха. — Зачем? Ты же мухи за всю жизнь не обидел. Я тебя всю школу от разборок отмазывал.

— Это я не понимаю, — я резиново усмехнулся, — почему не делал этого раньше. Это ведь так просто. Бах — и готово. — Всё еще стоя на аллее, разделяющей проспект пополам, я обвел глазами ближайший дом, прицелился и выстрелил в окно на втором этаже, в котором маячила чья-то любопытная рожа. Человек упал, сорвав занавеску. — И все дела… Ты там наглухо?

— Да, — безнадежно (а может, с облегчением) вздохнул друг.

— Ладно, Леха, — мне вдруг тоже стало легко. Я не целясь, зная, что попаду, выстрелил через диагональ перекрестка в бившую поклоны сумасшедшую нищенку, и она послушно легла, плеснув кровью из-под грязного клетчатого платка. — Во всяком случае, ты хотя бы никогда не срал мне в душу, как все эти сволочи. Удачи тебе.

Я бросил телефон на асфальт и расстрелял его. Выпустил несколько пуль по автомобилям, перегородившим проезжую часть. Пробки, везде пробки! Я бросил опустевший ГШ-18 на асфальт. Снова снял рюкзак с плеча, достал запасную обойму, перезарядил АК и полил иномарки свинцом. Я ненавидел эти тачки и всех этих людей, которые никогда не торговали некрасивыми куклами, не убивали своих шефов и не грабили банки, — всё только потому, что им немного больше повезло в их сраной, никчемной жизни. Я хотел стереть их с лица земли.

Повернулся, побрел — уже не думая, куда несут ноги. Не один ли хрен? Прятаться тоже поздно. Остается веселиться. Вот еще отлить не помешало бы… При виде плюющегося смертью «калаша» прохожие разбегались в стороны, кто-то ложился на асфальт, закрыв голову руками. Я посмеялся над наивностью этих животных. Расстрелял двоих или троих лежащих, рыча сквозь зубы, словно трахал какую-нибудь девицу. Головы лопались с сочным треском, как перезревшие арбузы. Снова перезарядил АК. Тяжелый, собака. Вынул «Кедр», наделал дыр в ветхом троллейбусе, заполненном человеческим материалом. Плюнул и отбросил прочь. Как же быстро кончаются патроны…



* * *



Милиции всё не было. Или «ОМОН», «Титан», — кто там должен приезжать в таких случаях? Так они и свою смерть когда-нибудь проспят. Мудаки. Хотя — час пик, пробки, понимаю… Как не понять…

Я вышел к площади Ленина. Что за дерьмо: рабочий день в самом разгаре, а здесь, как всегда, тусуется куча бездельников. Торчат перед огромным телеэкраном, танцуют под тупые клипы и бесконечную однотипную рекламу. Девки одеты по-блядски, в пупках кольца, из джинсов торчат трусы, большинство кавалеров — патлатые и крашеные, словно пидоры-опущенцы. Сборище деградантов, за музыкальный леденец согласных сосать у великого телевизионного бога, размазывать конченную рекламу по своим овечьим мордам. Глаза залиты пивом, даже не видят, что у меня в руках оружие. Куда мы катимся?

Я расстрелял экран. Отдельные его сегменты лопнули, что-то заискрило, но картинка не исчезла. Продолжала ползти желтая sms-строка «modnie dev4onki poznakomiatsa s tremia parniami, pishite na nomer...», из колонок выли «Отпетые мошенники».

Ко мне повернулись лица. Уставились на автомат такими пустыми глазами, будто он тоже был частью шоу. Потом кто-то громко завизжал. Я отыскал кричавшую — жирную низкорослую девицу лет 15-ти — и прошил ей грудь тремя пулями. Девка упала лицом вперед. Визг почему-то не оборвался, теперь он распался на целый хор голосов.

— Пошли нахуй! — отбросив рюкзак, я со щелчком вогнал на место последнюю обойму и короткими очередями полоснул по ублюдкам. Часть малолеток опрокинулась, словно деревянные кегли, остальные опомнились и бросились врассыпную. Один стоял, хлопая глазами, как идиот, в его руках пузырилось лопнувшее пиво, а изо рта текла кровь. Потом он упал.

Патронов больше не было. Всё. Я побрел на заплетающихся ногах прочь. В голове зияла мутная пустота, как если бы я напился до отключки сознания, в этой мути тонули все мысли. Из «ниссана» на обочине вдруг как чертик из табакерки выскочил плотный, бритый налысо бык в спортивных штанах, потянулся волосатыми лапами к горячему автомату:

— Дай сюда, сука!

Я шарахнулся в сторону и злобно, с размаху ударил его по челюсти прикладом. Услышал громкий хруст. Брызнув кровью из разбитой морды, бык вальсирующее развернулся и с мычанием сполз по автомобилю. Я плюнул ему на спину, подбежал и с размаху врезал ногой в район почек.

— Пидор блядский!

Бросил окровавленный автомат и обернулся по сторонам, выискивая новых смельчаков. Дыхание