вечер. Он принес с собой прохладу и легкую грусть, схожую с ощущением потери. Когда путники удалились от оазиса на достаточное расстояние, Сантьяго не удержался и спросил Алфизика.

— Зачем была эта боль, Алфизик? Почему ты заставил пройти меня через это?

— Это было необходимо. — Ответил старик. — Ты познал настоящую физическую боль, доставшую до самого сердца. И теперь ты настоящий Алфизик. А значит, мне пора тебя оставить.

Сантьяго прислушался к своему сердцу. Оно пребывало в недоумении.

— Погоди. Ты не растолковал мне окончание моего сна…

— Умирающая змея, которой отрубили голову? — Его спутник чуть улыбнулся. — Это тот самый Король. Сегодня же он лишится своего скипетра — как в прямом, так и в переносном смысле. Лишились бы и мы своих голов, но вовремя унесли ноги.

— Не понимаю…

— Что тут понимать? Пускай Король думал, что переспал с девственницей, его недремлющая охрана видела совсем другое. Она видела, как ночью королевский шатер покинул мужчина в женском одеянии. Ты слишком громко богохульствовал, проходя мимо поста охраны, и, будь уверен, наутро о случившемся знали уже даже те, жил на дальнем конце оазиса. А мужеложство — слишком великий грех для мусульман, чтобы Аллах мог терпеть его. Хозяин оазиса, я уверен, уже кастрирован и повешен. Так же как когда-то давно был повешен… — Алфизик пожевал губами, упершись взглядом в стремительно темнеющий горизонт, — его негодный прапрадед.

— От этого проклятого скипетра у меня, я чувствую, до сих пор идет кровь… — пожаловался Сантьяго.

Алфизик снова улыбнулся.

— Разве твоя жизнь не стоит нескольких капелек крови? Подумай! Ведь как бы не был обкурен Король, без этой крови невозможно было бы убедить его, что перед ним девственница. Ты должен быть счастлив, что он воспользовался скипетром. Только поэтому мы и остались живы.

— Это очень больно!

— И пускай. Зато ты получил наглядный урок того, как самые отъявленные негодяи могут совершать порой полезные дела. Не жалей о случившемся, ведь всё это — жизнь.

Сантьяго все еще сомневался. Ноющая неумолчная боль глубоко внутри мешала ему сосредоточиться на значительности происшедшей в нем метаморфозы, отвлекала от мыслей о Пути, о знаках, о Языке Мира. Но вместе с тем он не мог не осознать, что что-то неуловимо изменилось. К примеру, он по-иному стал видеть едущего рядом Алфизика. Вроде бы тот оставался таким же, как и прежде, но всё-таки выглядел теперь чуточку иначе. Другой — незнакомой доселе — показалось юноше мягкая, шелковистая борода старца, прекрасные умные глаза, всезнающая улыбка, прячущаяся в уголках чувственных губ, мужественный изгиб могучих плеч. Сантьяго бросило в жар.

— Ты словно бы помолодел, Алфизик, — сказал он, сглатывая набежавшую вдруг горькую слюну.

Старец повернул голову, подмигнул ему и ободряюще хлопнул по плечу.

— Нет, просто это ты повзрослел. Видишь ли, в мире слишком много теоретиков, которые не желают ничем рисковать или поступаться ради того, чтобы пройти дальше места, где они застряли, миновав Благоприятное Начало и столкнувшись с трудностями. Им не дано пройти свой Путь и познать Душу Мира. Зато ты её познал минувшей ночью. Молодчина — теперь мужчина.

— Но почему познание пришло через жопу? — спросил пораженный Сантьяго. — Неужели не было других методов?

— Потому что только так делается всё в этом мире, — обронил едва слышно Алфизик, стегнул плетью коня и скрылся во тьме.

yavas.org