Когда коробок был на исходе, они решили пройтись по улице. Смеркалось. Ваня допил двухлитровую баклажку темного пива, громко отрыгнулся и молча показал Денису на свалку справа по борту. Денис согласно потрусил за ним, на ходу оттягивая резинку тренировочных штанов с продавленными коленями.

Зайдя за первую же попавшуюся на пути березку, Ваня прилип к ней с негромким журчанием. Дениса же понесло дальше, причем мочился он, не сбавляя хода, подобно мечтательному сеятелю-хулигану.

Полыхнуло в небе вдруг так, что электрическими уколами пронизало от корня до кончика каждый волосок в бороде бритого налысо Вани, каждый волосок на голове выстриженного «площадкой» Дениса, каждый волосок на висящих мудях обоих. На мгновение вычертило световой волной в серо-фиолетовом вечернем воздухе силуэты друзей, включая распрыск летящих оранжевых струек, а потом погасло, подтаяло, расползлось, как и не было.

Ваня икнул, отшатываясь от березы. Денис остановился; моча слабосильно текла меж его пальцев, заливая носок левого шлепанца.

— Ого, — сказал уважительно Ваня, подтягивая штаны.

— Ага, — с легким удивлением усмехнулся Денис, стряхнул капли с пальцев и почесал плоскую голову.

Вместе они прошагали вглубь свалки — а именно туда метнулся огненный указующий перст, косо ёбнувший в землю — еще метров двадцать, пока не наткнулись на некое непонятное, но несомненно человеческое существо, индифферентно сидящее на пне старой ольхи.

Существо выглядело двояким образом: Ване оно слегка напомнило слабоумную девочку, с которой он учился в первом или втором классе, а Денису — сторчавшегося наркомана, который наелся кислоты и пошел куролесить.

Было оно полутораметрового роста и субтильного телосложения, обладало торчащими ушами, усами а-ля Михалков, большим тонкогубым ртом и огромными, подвижными глазами, похожими на коровьи. Длинные ресницы застенчиво хлопали, как два голубиных крыла. Ручки у существа выглядели очень холеными, с аккуратно подстриженными ногтями, а тщедушное тело было затянуто в нечто вроде короткого красного сарафана, открывавшего для обозрения короткие кривые ноги. Стриженая почти под ноль светловолосая голова с озабоченным видом вертелась в разные стороны, старательно не обращаясь лицом к нашим друзьям. Человечек то делал вид, что рассматривает ногти, то начинал ковыряться в носу, — в общем, всячески показывал, что не готов к общению, тем более с таким сомнительным сбродом, как два студента в трениках и пластмассовых тапках.

— Гляди, Ванёк, до чего людей педерастия доводит, — поучительно сказал толстый Денис, подойдя поближе. Странный человечек сделал вид, что речь идет не о нем. Тонкие паучьи пальцы лишь еще крепче вцепились в небольшой, толщиной с книжку Бориса Акунина, кейс, прижатый к животу. Чуть выше, — там, где у всех находится грудь, — под сарафаном проступало угловатыми швами нечто подозрительное вроде корсета.

— Да, братан, это зря ты, — погрозил пальцем Денис, второй рукой на всякий случай проверив мотню спортивных штанов: не проступает ли и у него чего-нибудь.

Существо кашлянуло и неожиданно заговорило, хмуря брови и четко артикулируя выбрасываемые изо рта пронзительные кукарекающие звуки.

— Я пришел с миром, — заявил человечек, после чего залез на пень с ногами и вытянул одну руку по-ленински вперед.

— Ну-ну, — покровительственным тоном подбодрил его Ваня, с интересом присаживаясь на старую автопокрышку. Денис садиться не стал. Пока существо, неловко топчась на пне, пыталось принять какую-то позу, очевидно, отвечавшую его понятиям об официозе, Денис поскреб подмышку, потом живот, потом голову и заметил:

— Ну ты бы хоть представился, штоле…

— Очень приятно, Кацвуман, — поспешно отозвался человечек на обращенные к нему слова, и даже приветственно протянул ладошку, но потом вдруг передумал и поспешно убрал её в один из карманов сарафана. — С ударением на последнем слоге, — добавил он, метнув косой взгляд на читателя с таким рассчитанным выражением в глазах, чтобы читателю стало понятно, что обращаются именно к нему, а не к Ване и Денису.

— Ваня, — сказал Ваня.

— Миша, — зачем-то сказал Денис, присаживаясь на корточки. (Вообще-то сажать его сейчас было необязательно, но автору вдруг захотелось, чтобы далее по тексту он вскочил. А как же вскочишь, если и не садился? То-то же.)

Ваня озадаченно посмотрел на Дениса и хотел что-то возразить, но Кацвуман, — с ударением на последнем слоге, да, — почему-то сильно обиделся и отвернулся, обронив:

— Вот и зачем врать! На лице же написано, что Денис, а никакой не Миша.

Ваня начал глупо улыбаться. Денис покрылся красными пятнами.

— Ну и ладно, ну и хорошо, — вскричал он, вскакивая на ноги (sic! — прим. авт.). — А у тебя зато усы отклеились! И другие усы видно! Вон-вон, как у кошки!

Существо немного смутилось, но быстро оправилось от стыда и, послюнив обвисшие усы, пришлепнуло их на место.

— Усы вас не должны волновать! Так надо, — таинственно сказал Кацвуман, посмотрев на наших друзей. — Для конспирации.

— И лифчик поддел для конспирации? — не успокаивался Денис.

— Да тихо ты, дай человеку сказать, — цыкнул на толстяка бритоголовый Ваня, почесав бородку. — А ты, дружище, продолжай, не тяни…

Но человечек в красном сарафане, очевидно, высказал еще не все наболевшее.

— И вовсе я не педераст, — сказал он, отставив ножку. — Не надо так думать! Это просто удобней, когда юбка, а не брюки. Мода такая.

— Штаны, — поправил его серьезно Ваня. — Не носим мы брюков! Мы штаны носим. А брюки, пиджаки и херню по типу галстуков таскают манагеры и другие лохи. Языковая тонкость, лингволатина, ферштейн?

— Ф-ферштейн, — осторожно выговорил Кацвуман, слегка заикнувшись на первом слоге. — Ну это ладно. Мода — это так, дело десятое… Я же о главном не сказал: понимаете, Иван и Денис, я пришел из будущего с миром…

— Уже слышали, — раздраженно сказал Денис, ерзая на корточках толстым задом (он снова присел, не век же ему стоять).

— Ага, — согласился Кацвуман. — Но я не шучу. Я прилетел на машине времени, чтобы спасти Землю от ядерной угрозы… и вас двоих в том числе, — добавил он, в сомнении помолчав. — На это у меня есть полчаса. Полчаса, которые потрясут мир!

Он торжественно поднял вверх обе ладони. Ваня решил, что, выступай Кацвуман в роли телепроповедника, за кадром бы сейчас ревели шквальные аплодисменты.

— Нехуево, — одобрил он, отрыгнувшись пивным газом и снова почесав бороду. Денис же, по своей устоявшейся привычке, в очередной раз возмутился:

— Чего это он гонит! Угроза какая-то, шмугроза... Я такого не хочу, чтоб кто-то мне указывал, куда идти и чего делать!

— Вы не хотите спастись? — напряженно спросил человечек, опуская руки. По его лбу зигзагами поползли недоуменные морщины, подобные ряби от моторной лодки.

— А и так всем пиздец, — по-доброму, по-домашнему зевнул Ваня, с наслаждением обращая перекосившееся лицо к небесам. — Неужто не ясно-то.

Кацвуман, по всей видимости, в эту патетическую минуту был настолько