покачнулся и чуть не сел задом в снег. Шампанское снова с тихим шипением полезло из бутылки.

Где-то вдалеке проехал автомобиль. Всё снова стихло.

— Я… хочу. — Леня утвердился на ногах. — Хочу! Деда… Я хочу в этом году найти свою сеструху… Помоги мне, дед. А? Ведь есть же она, есть! Я верю…

Леня глубоко вздохнул — в горле запершило — сглотнул, пьяно и доверчиво помялся перед снеговиком. Зачем-то поправил на нем шапку, чтобы помпон висел сзади.

— Понимаешь, дед… Я у тебя никогда ничего не просил, я и не верил в тебя, потому что еще с пяти лет знал, что это просто папа в красном костюме — подсмотрел однажды, как он бороду напяливал… И это… Да! А вот Анька — она верила. Всегда верила. И не потому, что у нее, как там говорили разные уроды, ума не хватало, а просто она добрая всегда была. Ты не для меня, ты для нее это сделай…

Он сморкнулся в снег. Задумчиво пососал солоноватую губу, сплюнул — розовый плевок повис на подбородке, — поставил бутылку, вытер лицо рукавом.

— Вон, от меня даже отец сбежал. В Одессу свою. А знаешь, каково это, когда ты совсем один… Знаешь вообще, что такое семья? А, дед?

Он обошел вокруг снежной фигуры два неровных круга, потирая болящие от мороза ладони, снова взял шампанское.

— Ну, что? Молчишь? Знак согласия?

Леня помолчал еще несколько секунд, облизал губы.

— Ну, будем, — он присосался к бутылке.

Напиток обжег холодом горло, вяло выплеснулся наружу, потек по губам, подбородку, свитеру. Леня сплюнул, посмотрел бутылку на свет, зажал горлышко ладонью, потряс ее и окатил снеговика остатками шампанского.

— С Новым годом, дед. С новым счастьем…

Он забросил бутылку в сугроб, вытер руки об свитер и побрел обратно в дом.

Когда, меньше чем через четверть часа над Незабудкино затрещали салюты, Леня уже спал, свернувшись калачом в кресле. Голова с липкой ладонью, подложенной под щеку, покоилась на вытертом подлокотнике. На снятом и брошенном на стол бежевом свитере медленно высыхало пятно от шампанского.



II



Утро вызывало отвращение: серость, ветер, мороз. Солнце белело в тучах бледной сортирной лампочкой.

Леня воткнул ноющую голову в сугроб, взявшийся тончайшим настом, взвыл от непередаваемой смеси боли и удовольствия. Поднялся с колен, с рычанием тряхнул отросшими за осень волосами — во все стороны полетело колючее снежное крошево. Потрогал губу — не кровит, вот и отлично.

Растираться снегом не стал — он уже не первокурсник, чтобы понтоваться перед окружающими, изображая «здоровый образ жизни». Собственно, и окружающих никаких нет, только этот белый уродец с лопатой.

Снеговик выглядел бодро. После ночного снегопада он стал еще толще, раздавшись в боках. Шапку запорошило белым, наружу глядел лишь помпон — его, наверное, всё время болтало ветром, потому и не засыпало. Розовые плевки и пятна от шампанского тоже скрыл молодой снежок. Вот и славно, подумал Леня с одобрением, — а то бы стоял, как обоссанный. Пусть уж лучше так…

Конец вчерашнего вечера виделся крайне смутно, но танцы вокруг снеговика сразу всплыли в памяти, когда, выбирая сугроб для «умывания», он увидел торчащее из-под снега зеленое горлышко с полуоборванной фольгой. В этом контексте мысль об опохмеле, конечно, была вполне актуальной, но сперва надо было заставить себя хоть что-то съесть.

Сжевав пару бутербродов и немного винегрета, который Леня, наплевав на приличия, черпал ложкой прямо из салатницы, он почувствовал себя несколько лучше. Пива уже хотелось не так сильно — «умываясь», он успел пожевать снега — но лечиться, так лечиться: вскрыв банку «Гёссера», он блаженно развалился в кресле. Тут же заныла спина, напоминая, в какой позе он провел ночь, и Леня, помычав, перешел в маленькую комнату, которую отвел для гостей. Здесь когда-то была его и Анькина спальня.

Упал на ближнюю к двери кровать, подрыгал ногами. Скучно. Можно, конечно, пойти погулять, но как-то не прикольно — там наверняка всё засыпало. И тучи такие, что в любой момент может снова повалить.

Интересно, подумал он, а что там друзья? Тачку ведь, в конце концов, можно и другую взять, разве нет? Хотя сугробы — это, конечно, такая лажа... А, кстати, вот — надо зарядить мобильник.

Отхлебывая на ходу пиво, он накинул пальто поверх байковой клетчатой рубашки, обогнул дом, проваливаясь в снег и незлобно матерясь. Машину привалило будь здоров — прямо не «Жигуль», а какой-то огромный сахарный пирожок. Пришлось вернуться, забрать у снеговика лопату и минут десять счищать снег. Залез в бардачок, достал оттуда зарядку для мобилы, заодно захватил с заднего сиденья кассетник. Лопату торжественно вернул снеговику. Ну и что, что ребячество, пооправдывался он перед собой, зато инструмент будет всегда под рукой.

— Под рукой, бля, — повторил вслух и скривился — постоянно чистить двор ему не улыбалось. В конце концов, не работать сюда приехал.

Воткнул зарядку в сеть, завалился на кровать, отхлебнул пива — после улицы жестяная банка была ледяной, аж зацарапало в горле. Лениво полистал газету. Телепрограмма — нафиг, всё равно смотреть нечего; подробности из жизни «звезд» — да пошли они в жопу, клоуны безголосые, вместе со своими собачками и крутыми тачками; прогноз и гороскоп — тоже туфта, все эти гороскопы с потолка берутся… Ага, «Зимний символ плотских утех». С иллюстрации пунктирным полумесяцем зубов-угольков скалился в объектив снеговик в цилиндре, ниже была подпись: «Ну кто перед таким красавцем устоит?»

Начиная клевать носом, Леня наугад прочитал несколько абзацев.

«Очевидно, подобными творениями могут похвастаться миллионы людей, ведь снеговиков лепят везде, где выпадает снег. И занимаются этим люди уже не одну сотню лет, не задумываясь, откуда взялась эта традиция и что значили снеговик и снежная баба для наших предков. Впрочем, даже специалисты не могут однозначно ответить на этот вопрос.

Некоторые, например, считают, что, поскольку в старину верили, что воздух населен непорочными небесными девицами (некогда принявшими смерть по чужой воле и после этого вечно повелевавшими туманами, облаками, снегами), то в их честь язычники устраивали торжественные ритуалы. Чтобы умилостивить безутешных небесных обитательниц, наши предки и лепили снежных баб, как бы возвеличивая небесных нимф на земле. Впоследствии этот обряд, разумеется, утратил первоначальный смысл. Матриархат изжил себя, и духом зимы стал являться мужчина-снеговик, к которому обращались с просьбами о помощи. Небесные нимфы оставили по себе след только в Восточной Европе, где снежная баба по-прежнему неотличима от фигур, найденных исследователям во время раскопок скифских курганов.

Любители и знатоки всяческой чертовщины считают, что снеговик — существо злобное и опасное. Не следует катать снеговиков в день полнолуния, а тем более, давать им в руки метлу на длинной палке. Ежели все-таки вы не удержались, необходимо разрушить снежного монстра до наступления ночи — иначе вам обеспечены дурные сны и головная боль. Это в лучшем случае. А в худшем — могут посыпаться