нищий мальчик из Одессы…

— Вы не говорите как одессит, — пробормотал Макеев.

— Я таки был еще достаточно мал, когда папаша отправил меня к дяде, — огрызнулся Кац с раздражением дернутого за хвост павлина. — И мало что помню. Но зато я никогда не забуду первую тарелку супа, которую налил мне дядя после того, как я в первый раз вычистил большой котел. Уверяю вас, эта тарелка перевернула всю мою жизнь!

Макеев вопросительно приподнял бровь. Вошедший в раж Кац всплеснул руками.

— Да-да, так и было. Дело в том, что дядя никогда не солил суп. Он говорил, что каждый сам посолит, как ему надо.

— Ага.

— И вот — я помню, что я посолил этот суп. Я был очень голоден. И я в вожделении окунул туда язык. Окунул его в изумительный дядин суп. И почувствовал, что теряю сознание. Нет, вы просто не понимаете. Язык вошел в суп и там, на дне, наткнулся на кристаллики соли, еще не успевшие растаять. Это было волшебное ощущение! Просто волшебное! Я, извините, описался…

Макеев посмотрел на мотню коротышки, но никакого пятна там не обнаружил. Кац сделал нетерпеливое движение рукой.

— Ах, ну что вы. Это не я описался, это мальчик, каким я был, описался от восторга. Я вдруг понял, что определенные сочетания вкуса могут вызывать совершенно фантастические ощущения. И я стал пробовать всё, что готовит мой старый дядя.

— Так-так-так-так… — сказал Макеев вежливости ради. — Дядя сделал вас дегустатором?

— Нет, что вы. Дядя меня к своим блюдам и близко не подпускал. И вообще он обзывал меня шлемазлом, которому нечего делать в его доме. У дяди обедали самые влиятельные люди, а меня он кормил чем придется. Поэтому пробовать блюда пришлось, э-э, не совсем законно.

— Трудно жить со скупердяем, — посочувствовал журналист, незаметно щупая ноющий от голода живот.

— Мой дядя был святым человеком, — оскорбленно заупрямился Кац. — И он просто понимал бизнес. Я бы тоже не стал переводить дорогие продукты на непонятно кого.

«Ну и черт с ним, с твоим дядей», — утомленно подумал Макеев, сползая в кресле. Вслух же поинтересовался:

— И как вы пробовали блюда?

— Когда дяди не было поблизости, я проникал к кастрюлям и окунал язык в супы и прочее, что там у него готовилось. Ложки своей у меня не было — дядя следил за тем, чтобы я не хлебал что мне не принадлежит. — Ресторатор усмехнулся. — А вот вы можете сказать мне, где расположены у человека во рту зоны, отвечающие за вкус?

Макеев сделал то, что от него ожидалось — помотал головой.

— Многие не имеют об этом понятия, — простил ему буржуй. — Но в школе вам, думаю, рассказывали, что когда пища попадает в полость рта, она вступает в контакт со вкусовыми рецепторами, расположенными на языке и под ним. В результате человек ощущает сладкий, соленый, кислый или горький вкус. Этот факт на самом деле был открыт еще в 1901 году, — менторским тоном продолжал Кац. — Но мне, мальчику из бедной семьи, пришлось доходить до всего самому… Я самостоятельно определил карту расположения вкусовых рецепторов на языке: кончик, например, чувствителен к сладости, задняя часть — к горечи, кислотность максимально ощущается боковыми точками языка, а соленость воспринимается примерно одинаково во всех точках. Но я также заметил, что если воздействовать на все эти зоны в разных сочетаниях, то можно получить совершенно фантастические ощущения! Карта рецепторов крепко отпечаталась у меня вот здесь! На всю жизнь! — Кац постучал себя по круглой блестящей лысине. — Так. А потом… потом я пошел учиться на врача…

Коротышка продолжал живописать свои похождения. Изучение медицины и изгнание из альма-матер за какие-то темные делишки, которые Кац предпочел обойти молчанием; потом были эксперименты с рассчитыванием вкусовых комбинаций; потом — получение патента; пятилетка не особо успешного ресторанного бизнеса под началом чудаковатого дяди, на исходе которой у родственника окончательно поехала крыша, и его пришлось спровадить туда же, куда в свое время засунули отца («Но об этом вы там у себя не пишите, ладно?»)…

Макеев слушал в полудреме, по сложившейся за годы привычке записывая трансляцию всего этого бессвязно-самодовольного вяканья прямо на подкорку, чтобы дома вспомнить услышанное здесь уже непосредственно во время написания материала. Он уже понял, что из «бедного еврейского мальчика» денег не вытряхнешь, и тихо скорбел. Ну почему, почему он не пришел в «Магию вкуса» вместе со всеми! Тогда и этот бред слышать было бы необязательно, слизал бы всё с пресс-релиза и свалил домой.

— Я стал магистром вкусовой комбинаторики, — возбужденно вещал Кац, прокручивая рекламный ролик во второй раз. — Запомните этот титул, скоро он станет очень ходовым. Аналитически склад мышления позволял мне рассчитывать в уме наиболее выигрышные коктейли. Потом, конечно, пришлось привлечь к делу компьютеры и тестеров, потому что алгоритмы воздействия одних и тех же вкусовых сочетаний на разные типы людей просто так не рассчитаешь. Испытания первого опытного образца я проводил подпольно, потому что нашлись недовольные моим изобретением. Мне, конечно, пришлось продать дядин ресторан, но зато теперь у меня новый бизнес, который принесет намного больше денег.

— Так вы гурмэ? — буркнул Макеев, продолжая сохранять на лице маску заинтересованности.

— Нет, увы, я так и не успел побыть настоящим гурмэ. Сухой анализатор-торетик — вот мой теперешний удел. Знаете, Бетховен — он ведь к концу жизни потерял слух. И хотя продолжал писать музыку, уже не мог наслаждаться ею сам. Подобное несчастье постигло, к сожалению, и меня… Пробуя дядины супы, я столько раз обжигал себе глотку, что в итоге мои вкусовые сосочки потеряли всякую чувствительность, — коротышка горестно вздохнул. — Я, если можно так выразиться, оглох на язык.

— Вы прямо персонаж Зюскинда!

— Кого, извините?

— Зюскинда, — стушевался Макеев. — Ну, Гренуй. Который парфюмер.

— Ну, к парфюмерии я имею мало отношения… — Кац в замешательстве пощупал себя за кончик крючковатого носа. — Гренуй — кажется, режиссер такой, да?

— Да нет, режиссер — это Гринуэй, Питер Гринуэй. А Жан-Батист Гренуй — это из исторического романа. Он хорошо разбирался в запахах, но сам ничем не пахнул.

— А, вы про какую-то книгу. Что ж, я люблю почитать детективчики, — хехекнул толстяк. — Знаете, вот есть в России такая авторша, у нее фамилия как-то на «д»… Погодите, счас вспомню…

У Макеева встали волосы дыбом. Воспользовавшись паузой, он прокашлялся и быстро вправил беседе сустав:

— Как же вы завершили свои разработки, если сами перестали что-либо чувствовать?

— Это гигантская работа, которую я бы все равно не смог сделать в одиночку, — вновь сел на своего конька коротышка. — За деньги я нанял лучших дегустаторов! И они привели мои идеи к логическому завершению. Потом я быстренько получил патент, и дело было в шляпе. Теперь я здесь.

— Так на что был патент-то?! — Отчаявшись продраться сквозь навороченный ресторатором словесный туман, репортер нервозно всплеснул руками и едва не выскочил из пиджака. — Вы выдумали новый коктейль?