и бессмысленно. Портрет был из ранних, времён первого срока, когда казалось, можно и без ретуши. На последних, дорогих, с фоном из триколора, и волос было больше, и морщин меньше, и взгляд мудрый.

«Надо будет глянуть в поправки, что там насчёт образа и символов… Не было ли надлежащей замены… Тогда при случае можно и…» - отметил в вынырнувшей из внутреннего кармана маленькой, но пухлой записной книжечке несколько тайнописных значков Валентин Петрович.
Председатель, кривя губы, усмехнулся, но ничего не сказал.

Стукнув, открылась одна из створок дверей. Конвоир – щуплый солдатик-первогодок, недомерок из Нечерноземья, узкоплечий и тонкошеий, в съехавшей на глаза каске – типичный «грибок», военкоматовский мусор, пушечное мясо - вошел в комнату и замер чуть сбоку от входа, испуганно поглядывая на сидящих за столом. Старый, до белизны металла вытертый АК-47 болтался на длинном ремне у него за спиной.

За ним следом, слегка взмахнув руками от толчка в спину, в комнату заседаний семенящими шагами почти вбежал пожилой, сильно осунувшийся человек в мятом синем костюме. Жидкие и растрёпанные волосы его неряшливыми сосульками облепили покатый, страдальчески наморщенный лоб. За спиной старика маячила физиономия второго конвоира – деланно-равнодушная, тупая и прыщавая. Судя по всему, старослужащего.

«Блядь, с кем служим… - выругался про себя председатель. – Защитники Отечества ёбаные. Вырождается нация… Вот с такими и Калининград сдали, и Финско-Карельскую просрали… А какие места там были!.. Куда катимся, куда… Как там… Лимонов, что ли… «Исчезновение варваров». Перечитать бы… пока и из спецхрана не изъяли… Ладно…»

Всё в лице доставленного – от капризных больших губ до безобразных бородавок на щеке и на носу, всё это подрагивало и тряслось. Из грязного ворота некогда хорошей рубашки вываливалась дряблая шея с прыгающим и не находящим себе места кадыком. Глаза свидетеля беспрестанно помаргивали и слезились.

Даже в прокуренном воздухе комнаты заседаний отчётливо проступил характерный кислый запах – камеры, баланды, параши.
Адвокат недовольно покрутил носом.
- Виктор Михайлович, наша коллегия неоднократно ходатайствовала об изменении мер по содержанию лиц, изъявивших добровольное согласие на сотрудничество с органами спецправопорядка, или выступивших с инициативой по даче свидетельских показаний…

Председатель прервал адвоката взмахом руки.
- Не мы решаем, Валентин Петрович, и вы прекрасно осведомлены, куда обращаться надо, - большим пальцем правой руки председатель потыкал себе за спину, в сторону портрета. – Мы лишь выполняем указ Президента о неотложных мерах, направленных на…
- И всё-таки я буду вынужден доложить о имеющих место перегибах и…
- Это ваше право и ваша обязанность, - тяжело пророкотал председатель. – Приступим к рассмотрению, или дальше препираться будем? Свидетель, между прочим, ожидает. Или перенести на завтра хотите?

Старик, подавшись вперёд, торопливо произнёс:
- Если возможно, то я бы сегодня, вот сейчас прямо…
- Ма-алча-а-ать!!! – рявкнул так, что звякнул стакан на графине, вскочивший Пахоменко.
Свидетель дёрнулся всем телом.
Конвоиры вздрогнули и приняли стойку «смирно».

Обвинитель одёрнул полы кителя и поправил ремень. Взглянул на председателя. Тот сделал жест рукой – садись.
Занимая своё место, Пахоменко уже почти миролюбиво буркнул:
- Тарахтеть будешь, когда разрешат.
Старик с готовностью закивал.
- Ну, так что там у вас по поводу содержания, Валентин Петрович? – по-волчьи, всем корпусом повернулся к адвокату председатель. – Гражданин Рождественский жалоб, кажется, не предъявлял. Или я ошибаюсь?

Рождественский умоляюще затряс бородавками.
- Хорошо, хорошо, мы это обсудим позднее, - примиряющее улыбнулся адвокат и уткнулся в бумаги.
Председатель тяжело повозился на стуле. Откинулся на скрипнувшую спинку, и сунув пальцы за потёртый ремень портупеи, тяжело уставился на свидетеля:
- Ну?

Рождественский, теребя единственную уцелевшую пуговицу пиджака, преданно выкатил глаза:
- В целом, я уже изложил всё в письменном виде… Но я понимаю… Устные показания… Конечно…
- У тебя пять минут. Или переношу рассмотрение дела на месяц. У нас тут что, думаешь, заняться нечем?.. – начал терять терпение председатель.
- Так я же говорю… Под Кубинкой у меня дача есть. Старый дом, конечно, от отца ещё. Вообще-то я больше в Переделкино время провожу. Кубинка – это так, знаете, секретный филиал, подальше от собратьев по цеху, так сказать…

- Ну-ка, поподробнее про Кубинку и секретный филиал давай! – оживился Пахоменко, хищно прищуриваясь. – А ты тот ещё фрукт, я погляжу!..
Председатель укоризненно склонил голову:
- Ты, Пахоменко, эти штучки брось, не тридцать седьмой тебе тут... Не сбивай человека. Он и так тут в показаниях нагородил такого. Вот, читаю: «По просёлочной дороге шёл я молча». Куда шёл? С какой целью? Откуда шёл, от кого? Время суток? Что имел при себе? Почему молча шёл, а не пел, скажем? Таился? От кого? От органов?
Председатель гвоздил вопросами, как станковый гранатомёт.

Пахоменко согласно кивнул:
- Пишет, что дорога была пуста, и тут же, следующая строчка – аудиовизуальный контакт с нарушителями! Целую свору ведь повязали мы на следующее утро – пятьдесят шесть человек. Правда, - с сожалением добавил обвинитель, - шестнадцать из них пришлось отпустить после выяснения обстоятельств. Те в гулянье не участвовали, стол да постельку молодым готовили. Легко отделались, в общем… Но не в этом дело. А он такую кодлу, да ещё на угнанном самолёте по полю, как на тракторе, рассекающей, не сразу заметил… Врёт, по-моему.

- Ну, давайте всё же учитывать творческий склад характера и личности Роберта Ивановича, - вмешался адвокат. – Всё-таки лауреат Государственной премии, не будем забывать с вами...

Рождественский обрадовано и благодарно кивнул.

- Ну, шёл человек молча, погружённый в свои мысли и творческие планы. Сочинял, быть может, на ходу что-нибудь. В общем, весь в себе. Вот и не сразу заметил происходящее…

Председатель взглянул на часы. Провел рукой по лицу.
- Ну, допустим. Может, и так. Шёл, «чижика-пыжика» сочинял. А тут СУ-25 по полю, по посадкам колхозным прёт, в шариках и гирляндах весь, на нём пьянь деревенская гроздьями… Как опята бревно, облепили… Один, кстати, с крыла сорвался, и прямиком под шасси. А они и не заметили, их, видишь ли, «крылья вдаль несли»… Места им мало было, а?! Вот как гуляют теперь – ни земли, ни неба людям не хватает!

- А кто самолёт-то угнал? – вновь подал голос адвокат.
- Ты дела внимательней читай, знать будешь лучше, защитник хренов,- не выдержал Пахоменко. – Видишь, свидетель показывает: «Был жених серьёзным очень». Конечно, будешь тут. Он к тому времени протрезвел уже, от страха за содеянное. Он же ведь и вывел «сушку» из ангара, да ворота им протаранил. Загубил машину, сука. Вот тебе и авиатехник. Три года парень работал на аэродроме, допуск высокий получил, у «Витязей» работал, ну, которые высшие пилотажи америкосам за бабки показывают. И вот на тебе. Женился,