За три прошедших с приезда дня я видел уже с десятка два раненых. Разных.
Наш ТСО – территориальный спасательный отряд – оказывает им первую помощь и по возможности переправляет их в больницы – в Тирасполь или в местную, городскую. Ещё есть санчасть при крепости, где соблюдает нейтралитет ракетная бригада. Туда «скорая» ездить отказывается – два «рафика» недавно были расстреляны, погибли водитель и врач.
Говорят, где-то работает реанимобиль москвичей. Я надеюсь, что мне удастся повидать земляков.

Сейчас у нас затишье. Раненых немного.
Самый лёгкий, Серёга-Мент из Питера, нахватавший в бедро мелких осколков от своей же «эргэдэшки», лежа на боку, материт беспрестанно Доктора, выклянчивая у него новую дозу.
«Сапог, ну хоть ты, блядь, пожалей…» - время от времени Мент обращается ко мне, нутром чуя во мне гуманиста и штатского человека.
Доктор, курящий в туалете для мальчиков, подаёт голос: «Гранаты сперва научись кидать, мудило! А тебя лично кастрирую, если дашь, понял?» Вторая часть его реплики уже обращена ко мне.
Имён у нас нет. Фамилий тем более. Если и есть, их никто не произносит. Ротный говорит, что на всех добровольцев Москва готовит приказ – сегодня-завтра объявят нас военными преступниками.
Мало кто верит, но с удовольствием обсуждают, и как мне кажется, не без бравады.
Лично я думаю, что нас просто сдадут «румынам», как все называют тут молдаван, и судить нас никто не будет… Положат прямо здесь же, во дворе…


Наш лазарет расположен в одноэтажном здании бывшего детского сада. Смешные стульчики и столики кем-то до нас разломаны на дрова и свалены в кучу у уродливой самопальной «буржуйки» из кровельного листа. На ней разогревали тушёнку – всё вокруг захламлено пустыми банками. Игровую комнату пытались зачем-то поджечь, но лишь закоптили потолок. Стёкла в окнах выбиты – неделю назад возле соседнего дома работала гаубица. Чья – никто толком не знает, мы расположились в детсаде недавно – в день моего появления в ТСО.
Гаубица и сейчас на месте – с налипшими на раскуроченный передок клочками кожи и волосами. Мы с Фрицем облазили в первый же день всё вокруг, собирая разбросанные повсюду оранжевые коробочки – индивидуальные аптечки. Промидола ни в одной из них, конечно, не было.


Среди раненых двое тяжёлых.
У одного вместо головы огромный шар из бинтов – разбита височная кость и вытек правый глаз. Он, как ни странно, в сознании, часто курит, суя сигарету в щель на месте рта. Пальцы чёрные, с поломанными ногтями. На вопросы не отвечает. Доктор шепнул, лучше его не по делу не трогать.
Второго доставили незнакомые нам казаки сегодня утром – привезли на крытом грузовике, втащили на брезенте и о чём-то минут десять говорили с доктором в перевязочной. Потом вышли – пыльные, бородатые, в самодельных «лифчиках»-разгрузках, в руках – обшарпанные «калаши» с перемотанными изолентой магазинами. Молча кивнули нам и ушли, оставив после себя крепкий водочный дух.
Привезённый ими оказался каким-то важным румыном, причём настоящим, из-за кордона. Местных же «румын» казаки в плен не берут, это знают тут все. Пленный непременно был нужен казакам живым, и заехать за ним они обещали к вечеру. У румына три пулевых. В грудь, сквозное, и два в область живота.
Голова румына запрокинута, кадык остро выпирает на бритом горле. Руки вымазаны засохшей уже и потемневшей кровью.
«Не жилец…» - объявляет Доктор, и тут же командует: «Сапог, Фриц и Хитрый – давай каждый по местам!»
Рослый и хмурый Фриц разводит огонь в «буржуйке», ставит на неё таз с водой.
Хитрый ловко срезает с раненого джемпер с майкой и уходит за аптечками.
Раны серьёзные, вокруг грудной – пороховой ожог.
«Хуй знает что…» - зло бормочет Доктор, слегка наклонившись над раковиной.
Я поливаю из бутылки «Русской» ему на руки.
В оконном проёме появляется рожа Ротного с сигаретой в зубах.
«Блядь, Доктор, ткни его куда надо своим скальпелем, и дело с концом. Добро переводишь только…» - покачивая головой, ротный разглядывает лежащего на столе румына.
Доктор подходит к окну и трясёт кистями рук, брызгая Ротному в лицо.
Тот, зажмурившись, рычит, изображая удовольствие.

Половину окон мы ещё вчера успели заложить мешками с песком. Наш Цыган целый день привозил их откуда-то на раздолбанном «уазике» без водительской дверцы. Скалясь и дыша перегаром, подгонял машину задом к крыльцу и орал, передразнивая молдавский выговор: «А ну, кто пулу в жопу не хотит, хватай-тащи быстрее!»
«Пула» по-молдавски означает «хуй», объяснил мне Хитрый.
Мы заложили окна в кабинете заведующей, игровой комнате и спальной. Из раздевалки вытащили узкие шкафчики с яблоками и клубниками на дверках и свалили их возле ворот.
Окна медпункта, где Доктор устроил перевязочную, оставили, по его распоряжению, открытыми. Самая светлая комната вышла. Электричества нет уже два дня. Оба окна обращены во внутренний двор, деревья спилены, опять же, ещё до нас. Видны скрюченные железные стойки качелей и какое-то месиво мусора – во двор дважды попадали «балалайки».
«Всё, военный, закрыта лавочка!» - говорит Доктор, жестом изображая закрывание окна. «Слиняй по-тихому!»
Ротный, кривляясь, уходит.
Фриц приносит лоток с инструментами и тоже куда-то исчезает.
Я ставлю румыну самодельный катетер из куска телефонного провода – изобретение Доктора.
«Не вытянет он, перитонит…» - говорю больше сам себе.
«Не пизди…» - коротко отвечает Доктор.
Неожиданно что-то громко хлопает в соседней игровой. Внутри меня всё вздрагивает. Роняю зонд и приседаю. Слышно, как кто-то прерывисто орёт, переходя на визг. В проём двери затягивает целое облако не то дыма, не то пыли. Раздаётся ещё один хлопок, не так близко. В углу с потолка падает здоровенный кусок штукатурки.
В операционную заглядывает, безумно скалясь, Фриц, и тут же исчезает.
Такое впечатление, что работают отбойным молотком.
«Кэпэвэтэ хуярит, по нам…» - кричит Доктор, наклонившись к моему лицу.
Я не совсем понимаю его, и лишь пытаюсь нашарить на полу укатившийся куда-то зонд.
Доктор хватает меня за шиворот хэбэхи и толкает в сторону двери.
Прямо за ней, кажется мне, частит длинной очередью чей-то «калаш». Снова, на этот раз не хлопает, а звучно ухает где-то во дворе.
«..а..не.. ных!... а-не-ных!... …ука, …ди в …озбло… авай …иво, нах…» - орёт Доктор мне в ухо.
На этот раз, как ни странно, я понимаю его.

На четвереньках выползаю в коридор и в тот же миг налетаю на чьи-то ноги. Даже не успеваю испугаться. Ротный, растянувшийся рядом со мной, суёт мне кулаком в ухо и таращит глаза. Он старше меня, вчерашнего дембеля, лет на десять, но выглядит на весь полтинник. Половина зубов – железные, блестят под щёткой усов. «Ты хуль тут?!» - орёт Ротный, подтягивая к себе автомат. Легко вскочив, бежит, пригнувшись, в сторону выхода.
Я ползу в другую сторону, через игровую мне надо попасть в спальню.
Пыли так много, что приходится щурить глаза. Если бы не было так страшно, я бы засмеялся – стараюсь дышать через раз, чтобы не забить пылью лёгкие. В любую секунду могут убить, а я думаю о вреде для здоровья…