«Дойны», всё-таки мужик.
Возбуждение от беготни и стрельбы проходит, и лица начинают мрачнеть. Несколько человек уходят за телом Рыбы. Мост через Днестр наш, поэтому Рыбу отправят домой. Грач так и говорит – «домой». Отвоевался парень. Я Рыбу почти не знал. Женатый, кажется, парень. Насчёт детей не знаю, а спрашивать своих не решаюсь...

...Сегодня не повезло Рыбе. Завтра - почему именно завтра, - в любую минуту, секунду, может не повезти кому-то ещё, не кому-то, а именно мне...

***
- Вы, ребят, уж как-нибудь сделайте... – старуха сжимает губы и несколько раз зажмуривает бесцветные глаза.
Лицо её, маленькое и смуглое, исчезает в глубоких морщинах.
– Дочка ведь...
Мы растерянно стоим полукругом вокруг неё. Молчим.
- Она, что ли? – кивнул, наконец, в сторону убитой Пашка.
Старуха кивает:
- Она, милые, она! Танечка моя. К соседям утром пошла, хлебом они делились с нами... На минуту всего и вышла...
Подносит кривоватые пальцы к губам и беззвучно плачет.
- А муж-то есть у ней? – Грач, избегая встречаться с нами взглядом, ковыряет изоленту на рожке автомата.
- А как же! – с готовностью отвечает старуха. – Во дворе там он, а как же... Есть, конечно!
- Ну так чего же он... – говорит было Грач и осекается.
- Соседи помогли его схоронить, пять дней уже... А только уехали все они... Я да Таня остались, некуда нам...
Старуха слегка не в себе. Древняя, высохшая вся. В каком-то сером длинном платье-балахоне и платке.
- Мать... – произносит Грач и прижимает старуху к себе.
Оставляем его с ней и подходим к забору, возле которого лежит убитая.
- Снайпер... – присев на корточки, говорит Пашка. – Развлекался, сука...

...Пашка высвобождает авоську с хлебом из мертвых пальцев. Теперь я вижу лицо женщины. Ей лет шестьдесят. Жидкие седые волосы на затылке слиплись в бурую массу.
Домашняя одежда будто подчёркивает беззащитность убитой.
Что с тапками? Снять второй или надеть слетевший? – идиотские мысли у меня в голове.
Я не знаю, что делать.

Подходит Грач. Старуху он отправил за лопатой.
Грач велит оторвать от забора две доски. Складываем их буквой «Х», на образовавшуюся крестовину грузим невероятно тяжёлое тело. Тащим убитую в указанный Грачом двор. Там, возле трёх земляных холмиков, уже ждёт старуха. У лопаты, которую она принесла, обломан черенок, осталась примерно треть. Новый делать нет времени. Со стороны ж/д станции раздаётся стрельба.

Роем землю по очереди, стоя на коленях. Земля поначалу идёт плотная, много камней. Рыжий откуда-то приносит тонкий настенный ковёр с оленями. Грач подгоняет, копаем быстрее. Яма получается неровная, неглубокая. Моя очередь. Пытаюсь углубить, но выходит плохо – лопата старая, затупленная. Руки быстро устают и немеет спина. Пот заливает глаза.
По-особому пахнет земля, когда роешь могилу... «Давай, хватит. Всё равно потом захоронят по-новой...» - шепчет Пашка. Вылезаю. Отряхиваться некогда. Застилаем дно ямы ковром и стараемся аккуратней опустить туда тело. Тапок с её ноги кто-то снял, замечаю я.

Прикрываем Татьяну концами ковра и все вместе сгребаем землю обратно. Никаких киданий горстей. Бой на станции разгорается – стреляют почти бесперерывно длинными очередями.
Старуха во время всего действа стоит совершенно неподвижно.
- Ну, всё, мать, чем могли... – говорит ей Грач. – Ты прости... Мы за неё отомстим, я клянусь тебе...
Старуха вдруг хватает его за автомат и тянет ствол на себя худыми руками.
- Сыночки, миленькие, сыночки... – скороговоркой частит она, делая ударение в «сыночки» на первом слоге. – Сыночки, сыночки, пожалейте меня... Стрельните меня возле дочки, отпустите к ней... Пожалейте, сыночки...
Грач дёргает шеей и испуганно смотрит на нас. Рыжий и Пашка подхватывают старуху под руки и тащат в сторону пятиэтажки. Старуха не сопротивляется, обвисает на их руках.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – кричит вдруг Грач, передёргивая затвор. Лицо его искажено.
- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! –Грач выпускает в небо очередь трассеров. – А-а-а-а-а-а-а-а-а! – крик его обрывается вместе с щелчком автомата.
Последний белый штрих исчезает в вечереющем небе.
Со стороны станции валит густой дым.
По всему городу идёт стрельба.
В этот момент мы все понимаем, что нас могут предать. Могут убить. Но нас не победить.
Теперь уже никогда.

udaff.com