Ночью неожиданно включается свет и командуют “подъём!”
Тревога? Не похоже. Время тревоги всегда заранее известно. К тревогам у нас готовятся по несколько дней.
По взлётке ходит смурной дежурный по части майор Прокофьев. За ним семенит сержант Самойлов из роты связи с журналом учёта личного состава.
- Вызывайте командира роты! – приказывает дэчэ и кричит в нашу сторону: - Сержант Колбасов, стройте взвод охраны! Команда “подъём” была!
Строимся, сонные, с опухшими мордами.
И тут только замечаем, что койка Нади пуста.
- Всё. Пиздец... – негромко говорит Колбасов. – Теперь всем пиздец...
Проводят прекличку.
Нет Надеждина у нас и двух бойцов у “мандавох”.
- Да был он после отбоя... – Колбаса растерянно смотрит на дежурного по части.
- Воронцова вызывайте. И старшину роты связи.
Дневальный отзванивается в военгородок. Колбаса берёт у него трубку и что-то говорит. Взводный орёт так, что Колбаса отдёргивает голову от трубки. Слов не разобрать, но рычание слышится отчётливо.

Поворачиваюсь к Кувшину:
- Слышь, если ты в курсе – говори прямо. Знаешь, куда Надя подорвался?
Кувшин мотает головой.
- Ты мне не пизди, воин! – замахивается на него Кица но осекается под взглядом Прокофьева.
Дежурный подходит к нашему строю и с минуту разглядывает всех.
- Доигрались? – неожиданно визгливым голосом произносит он и оборачивается на дежурного по роте: - Дневальных сюда!
Подбегают оба дневальных, из молодых.
Ничего не видели и не слышали. Казарму никто не покидал.
- Суки, бля! – расхаживает дежурный по казарме. – Ёбаные суки! Именно в моё дежурство...
На удивление знакомая фраза... Точно так причитал весной помдеж, когда из окна выкинули казарменную “крысу” Чернику.
Колбаса о чём-то переговаривается с дежурным по роте.
Стоим минут двадцать. Разглядываем стенд с инструкциями и узоры линолиума под ногами
Всё, о чём думаю – будет ли пиздец лично мне и не сильно ли я чморил Надю. Вспоминаю недавний с ним разговор в сортире. Особо плохого, вроде, ему не делал. В том, что Надя сдаст всех, кто над ним издевался - не сомневаюсь.
Больше всех нервничают осенники. Из наших – Кица и Гитлер.
Вася Свищ стоит с непроницаемым лицом, разглядывая потолок.
- Ты подковки-то доделал? – спрашиваю его, пытаюсь отвлечься от неприятных мыслей.
Вася поворачивает голову и мрачно усмехается.
- Ось будут тоби пидковкы... Нэ потрибно було бийцив чипаты...
Вот и отвлёкся...
- Вася, причём тут я? Хуль ты пиздишь... Бендеровец, бля... Я его вообще не трогал...
Гитлер, стоящий позади меня, тут же вскипает:
- А ты теперь самый чистый, типа того? Типа, не при делах? А кто его на “рукоходе” отпиздел, а?
- Да уж чья б мычала, Гитлер... Он как ноги свои покажет – тут тебе и пизда.
- Последний раз кажу – я не Гитлер тебе!
Встревает Колбаса:
- Э, тихо там!
Гитлер что-то ещё бормочет под нос, но затихает.
Теперь я уверен и в том, что и наш призыв закладывать друг друга будет по-полной.
Всё же удачно тогда я поговорил с Надей. Может, и не сдаст меня. Хотя – сдаст, конечно же. Бля, если дойдёт до следствия и “дизеля”...
Сейчас бы поссать и покурить. Обдумать всё. На “дизель” из-за чмо... Хоть самому сваливай.

- Вася, ты куда патрон тот дел? – шёпотом спрашиваю Свища.
Ефрейтор молчит.
- Слышь, Василий... Дело-то верное... - мгновенно просекает тему Паша Секс.
Строй оживляется. Появился шанс “перевести стрелку” на самого бойца. Хищение боеприпасов – тут ему самому отмазываться придётся. Нас взъебут за “неуставняк” и что не доложили – но основное на Надю ляжет.
Судьба такая у него. Лучше бы он повесился, что ли...
Свищ стоит каменной глыбой и даже ухом не ведёт. Его призыв лишь матерится вполголоса. Но если Вася упёрся – не сдвинуть.

Приходит злой и невыспавшийся ротный связистов Парахин. Сразу за ним – наш Воронцов.
Ворон тяжело дышит, супит косматые брови и нехорошо скалится.
- Ну вот вам всем и пиздец. Домой – года через два. А то и три, - сипло говорит взводный.
Взгляд его останавливается на непроспавшемся ещё Уколе.
- Та-ак, бля...

Дальнейшее происходит быстро.
Укола до утра запирают в оружейке.
Ротный “мандавох” быстро раскалывает дневальных – те сообщают, что Надя и другие два бойца вышли из казармы в три часа. Сейчас десять минут пятого. Далеко не ушли, значит.
Находятся дружки сбежавших мандавох. Вместе с Кувшином их ведут в канцелярию. Там с ними уединяются офицеры и наш взводный. Одного из бойцов направляют на беседу с сержантами. Из ленинской комнаты, где проходит беседа, слышны звуки падающей мебели.
Поступает информация - бойцы двинули на подсобку, к землякам-свинарям. Там планируют переодеться в “гражданку” и утром, в обход части, пробираться в Токсово, на электричку до Питера.
- Долбоёбы... – удрученно говорит наш Ворон. – Возьмёте – не пиздить. Ко мне сюда, целого и невредимого.

Нас разделяют на “тройки” и расслылают по объектам. Со мной вместе Арсен и Секс. Наша задача – шароёбиться по трассе на райцентр в надежде встретить беглецов, если те уже свалили с подсобки.
Чем мы и занимаемся без особого энтузиазма.
Ранее утро. Холодно и сыро.
Мы идём по мокрому асфальту шоссе, раскуривая одну на троих сигарету.
С табаком в части напряг. Как и везде. Говорят, в Питере “бычки”, или, по-местному, “хабарики”, продают прямо на улице, в банках литровых.
- Как думаешь, правда? Нет? Ты бы купил чужие окурки, на гражданке? – спрашиваю Пашу Секса.
Тот отмахивается:
- Отвянь...
Паша мрачен и напряжён.
Нет, приятно сознавать, что тебе меньше всех грозит, если что...
- Да расслабся ты, - протягиваю Паше его долю сигареты. – Нашли их наверняка уже. Записки выпишут об аресте, и на губу. А мы туда по-любому сегодня заступаем.
Паша останавливается и в несколько затяжек докуривает “бычок”.
- Пусть сразу вешаются, - говорит он.

Ещё пару часов мы сидим на одной из автобусных остановок, прячась от ветра за исписанную матом бетонную стену.
Арсен пытается накарябать на ней карандашом “ДМБ-92 осень”, но грифель быстро истирается, и на букве “о” кабардинец бросает своё занятие.
Сидим почти молча, разглядывая редкие машины.
Пытаюсь повесилить друзей историей о Свище - как прошлым летом неподалёку отсюда он вытянул из земли дорожный указатель. Но настроение у всех паскудное и тревожное.
Курить больше нечего. Стрельнуть не у кого.
Возвращаемся в часть.

На КПП узнаём новости. Как и ожидалось, бойцов нашли на подсобке.
С ними уже ведут беседу. С остальными – тоже. Нас ожидает в канцелярии Ворон.
Беседа нас пугает – если Ворон будет бить, яйцам – хана.

Но всё обходится на удивление мирно. Много мата и пара тычков в грудь – вот и вся “профилактика”.
После развода бойцов доставляют на губу. Туда же отправляют и Укола. Посадили всех в одну камеру. В караул в этот день заступаем не мы, а осенники. Начкаром – Ворон. Подменился с кем-то.

После неудавшегося, но заставившего сжаться не одно очко побега бойцов жизнь в казарме входит в подобие уставного русла.
Построения и переклички – с утра до вечера. Канцелярия забита офицерами. Чтобы занять всех делом, проводят