Герка умирал.
Мы даже не стали вызывать четвёртого ветеринара.
Трое сказали одно и то же, почти слово в слово, в их квалификации мы не сомневались – это ж собачники: круг узкий, все всех знают.
Тем более доберман-пинчер, служебная порода, все клубы и производители наперечёт… - диагноз был принят, и теперь все угрюмо ждали, когда я скажу:
- Ну… Надо делать укол. Пусть парень спокойно умрёт.

Необходимо будет перетерпеть ритуальные крики, слёзы, несправедливые обвинения в жестокости, вспышки ненужных надежд. Потом я позвоню и приедет Последний Врач, Юра-с-Хвостиком, тот самый, который купировал совсем ещё крохотному Герке уши и хвост.
Он же и сказал сегодня:
- Не мучьте собаку. Видите: он уже и на уколы не реагирует, вас не узнает. Яд есть яд.

Проклятье!
Кто б мог подумать, что в этом радостном октябрьском лесу таилась Геркина смерть?! Дача – вернее, бывший деревенский родительский дом Андрея с Галкой – выходила к самому полю, забор там наполовину повалился и Герка перемахивал его почти без разбега.
У нас-то на даче он всё уже знал, а здесь – столько новых запахов, восхитительных кротовьих и коровьих куч, свежего мышиного помёта и переплетений следов!
Даже сорванный коготь не напугал ни нас, ни его.
Да и сорвал он его уже под вечер, дурачась в заброшенном диком малиннике – выворотил коготь на левой передней лапе почти наизнанку, виновато притащился, зализывая кровь.
Жена обработала рану, кое-как, не парясь, завязали, всё равно пора уезжать.

Обиженно косил на нас карим глазом, когда мы хохотали над его попытками помочиться: комично задирал заднюю лапу при забинтованной и поднятой передней. Кое-как прислонился к забору, заскользил, чуть не упал.
Пришлось подойти, обнять за круп, придержать.

-- Что смешного нашли, дураки Двуногие? Тебе, Большой Двуногий, завяжи руки, много ты надедюлишь, а? Я б не смеялся вот над тобой бы, помог бы…
-- Как ты, Герка, интересно помог бы, интересно узнать?
-- Помог бы. Доберманов, между прочим, использовали не только как розыскных, а даже как военно-медицинских собак, понял? Слепым даже помогаем.
Отведи меня ещё вон к тому столбику, и пойдём…

В машине он уснул, доехали почти без пробок.
В ночной ветеринарке ему ловко вырвали коготь, сказали, что вырастет новый, не хуже прежнего, ловко забинтовали, наложили лангет. Для последующих прогулок приобрели ему кожаный полубашмак-полуварежку с лэйблом «Walker».
« Крутой у тебя башмак», - потрепал Никита Герку по холке.
Уложили спать замученного, но с холодным мокрым носом.

Ближе к полуночи началось.
Герку рвало сначала остатками корма, потом желчью с кровью, потом какой-то жуткой жёлто-белой слизью.
Сначала он переживал, пытался зализать своё безобразие – воспитанная же, клубная, блин, собака! – потом перестал. Лапы разъехались, он упал и уже не вставал. Только конвульсивно дёргался, изрыгая из себя пахнущую смертью слизь.

Беда, как газ из школьного закона физики, заняла весь объём нашей семьи, родственников и приятелей.
Мы звонили по знакомым собачникам, они по своим, приехали потерянные и виноватые Андрей с Галкой.
Выяснилось, что дачники этой прекрасной местности, страдая от осенне-зимних набегов зайцев на фруктовые деревья, заблаговременно разбрасывают в полях яд.
Для зайчиков-попрыгайчиков. Какой-то специальный – долгоиграющий, похлеще крысиного.
Видать, ценность каждого яблока в тех краях безмерно высока. Может, они коноплю выращивают, а про яблоки врут?
«Ну, как же мы не сказали, как же мы не предупредили?!» - повторяла Галка одно и то же, Андрей стискивал зубы.

Вызванные ветеринары пожимали плечами и соглашались – да, яд. Часто встречающаяся беда, все традиционные симптомы налицо.
Сопорозное дыхание, мелкая прерывистая дрожь, пена у рта, отнимающиеся конечности, ректальная температура – 42,5 градуса. Медицина бессильна, антидот( и то, ещё знать какой!) вводить надо было сразу, в течение часа.
Плачущий Никита подсунул Герке под нос полбатона «Докторской» - тот никак не отреагировал.
Здесь уже и мы заплакали.
Ленка с Никитой по-детски в голос, жена запитюкала с соплями и привываниями, я тоже заухал как филин.
Но этого безобразия Герка уже не слышал – когда ему открывали глаз, зрачок проплывал бессмысленные пол-оборота, потом заваливался, и веко опускалось.
Нос запёкся, как картошка в мундире – твёрдый, сухой и горячий. Таких носов не может быть у собак.

Так мы и сидели с Геркиной мордой у меня на коленях, подсовывали ему воду, куски колбасы, гладили ещё вчера шелковистый и мощный коричневый круп.
Сейчас шерсть как-то свалялась, вылезала пучками прямо на глазах, и по горячей влажной коже пробегали редкие судороги.

Ветеринары приезжали, смотрели, вздыхали. Предупреждали о бессмысленности, мы всё равно просили.
Делали для очистки совести уколы антидота и антибиотика. Герка от уколов даже не дёргался – мы отворачивались, так это было жутко.
Ветеринары смотрели в сторону, деньги брали вяло.
Вообще, я заметил, зверячьи доктора как-то совестливее и душевнее человеческих. А, может, так кажется, потому что с ними реже сталкиваешься?

К трём часам остались человек десять – мы вчетвером, Андрей с Галкой, как ответственные за разброс яда( на этих ещё уходили отдельные силы! – разубеждать их и утешать ), Юля с Эдиком с девятого этажа – у них колли Кэтти, гуляем вместе, и ещё двое – из клуба.
Поставили на кухне коньяк, потихоньку начали. Насухую – сердце лопнет.

Откуда взялась Бабка, кто её позвал – никто не понял. Позвонила, мы открыли.
- Игде собачЕя-то?
Я сначала подумал, что это из тех, что по контейнерам шарят, типа, уже за шкурой пришла, хотел шугануть, как следует, но Бабка выглядела иначе, опрятная, с внимательными глазами. Да и термин «собачЕя» меня остановил. «Собачея» – надо ж так назвать!
Потребовала клеёнку, простынку, тазики, все забегали, захлопотали.

Собрала рвоту. Отдельно кровь, отдельно слизь - понюхала.
Я, грешным делом, подумал – сейчас лизнёт. Никитос мне потом тоже признался: «Пап, я думал, она ведьма! Пришла собачью рвоту с кровью есть».
Строго спросила:
- А лапу собачее за что отшибили? За то, что на ковёр вырвало? Тогда лечить не буду. Изверги вы.
Кое-как объяснились.

- Прочистить ей надо нутро хорошенько, вот что. Прямо здесь будем, или в ванну отнесёте?
Три часа назад - отнёс бы, конечно, Герку в ванну.
А сейчас, после непрерывной блевотины? Что там ему ещё чистить?

Жена сидела на кухне, уронив голову на руки, Никита с Ленкой прикорнули на диванах. Я махнул рукой:
- Да здесь, в тазик. Его уже и не рвёт практически. Что там ещё может выйти? Всё, что было, уже вышло. Его уже и белой слизью рвало.
- Вот и да, вот и да… - был мне странный ответ. – Это не слизь вовсе, это пенки.
- К-какие ещё пенки? - вмешались клубные. Знатоки, фигли…
- Вот такие и пенки!
Псой-трава это. Деревенские-то собаки её знают, николи не трогают, а городские, конечно, откуда им…Она ж сладкая-я, - и Бабка тыкнула мне в лицо руку в белой слизи.