Я отшатнулся. Сумасшедшая старуха! Откуда она вообще взялась? Кто-то по цепочке вызвонил, сейчас хрен найдёшь…Да ладно.
- Псой-трава это и есть, - продолжала Бабка, - ну так что, хозяин, не понесёшь в ванную?
Я мотнул головой. Холл и так уже был загажен тряпками, облезшей шерстью, тазиками, бинтами и замытой рвотой. Герка еле дышал, вывалив серо-жёлтый язык. Ну, в какую ванную и зачем?
Из него уже больше часа, как все остатки вышли. Не потащу.
- Ну, ладно. Воды давай тёплой побольше.
- Чайник?
- Не. Ведро есть? Ведро давай, а лучше два. У соседей спроси.

Как выяснилось из кратких комментариев Бабки, она намеревалась «прогнать» псой-траву слабым раствором адамова корня (тоже популярное растение, ничего не скажешь!), дальнейшее же, по её словам, трудностей не представляло. Но в простоте предложенной схемы лечения имелся смущающий элемент.
Условие «прогона» заключало, оказывается, необходимость соучастия хозяев в питье этого самого «адамова корня».
Раствор этот настолько горек, что пить его собака сама не в состоянии. Только под действием личного хозяйского примера.

- Так давайте клизму сделаем, - предложили Клубные с соседкой Юлей.
- Клизьма не доберётся. Надо, чтоб своим путём через желудок, да через печенку, да по почкам прошло.
Псой-трава – она такая, она везде своё оставит.

Хоть куда объяснение. Не поспоришь.

То есть, если собака вдохновится примером Хозяина и будет пить эту адамову горечь – шанс( Бабка выразилась – «шанец») есть. Откажется пить – нету шанеца.

- А клизьму из адамчика – хотите, делайте кому нужно.
Адамчика вон вам оставлю. Да он полезный, адамов-то корень, он от многих болезней, - увещевала она вылезших из комнаты Никитоса и Ленку. - Глистов изгоняет, гастрит с диабетом чистит. От панкретита хорошо, желчь гонит напрочь.
- Хламидиоз он не изгоняет? - полюбопытствовал я вполголоса.
Оказавшаяся тут как тут жена выдала длинную унижающую меня как мужчину, мужа, отца и главу семейства тираду …, в итоге мне пришлось первому подавать Герке пример питья целебного раствора.

Никитос закатил Герке веко, чтоб смотрел своим плавающим зрачком, я прилёг на бок, и, чувствуя себя полным идиотом, хлебнул из запасной Геркиной миски «адамчика».

Пишут, что самый острый перец в мире - мексиканский «Халапеньо». Типа, единица измерения жгучести – один «хало».
Херня всё это.
Едали мы приправы с халапеньо и паприку с табаско едали, и маленькие зелёные грузинские перчики в рот брали.
Повторяю – всё это херня.

Первый глоток сразу разодрал рот на сотню, тысячу мелких кровоточащих укусов пчёл, ос и не знаю каких ещё там насекомых. Всё это пламя провалилось в гортань, глотку, желудок…Я вскочил и пошёл на Бабку.
- Вот такой он «адамчик», да. Если уж сможешь собачею заманить-заставить, то будет дело. Ты хлебом зажуй, полегче будет. Воду не пей.
Я дёрнул носом ( потом Никитос сказал: « Пап, ты носом крутнул, как Герка прям») и опять прилёг к миске.
- Ты ему на язык дай, пап, - посоветовала Ёлка. – А то как он узнает?
- Себе на язык возьми, - огрызнулся я.
Второй глоток пошёл как-то проще.
Герка, получивший мазок «адамчика» на язык, обвёл нас вполне осмысленным взглядом:
-- Ну вы, Двуногие, совсем без меня до ручки дошли. Ты чего, Большой Двуногий, валяешься, лакаешь из моей миски? Совсем озверел уже?

- Мам, смотри, мам! Смотрит! Смотрит! Как живой! Герочка!
Следующие десять минут были наполнены поиском посуды, разливанием «адамчика» и всеобщим демонстративным лаканием. Оставшиеся без мисок смазывали Герке язык.

Активнее всего был Никитос: он с таким пылом изображал перед Геркой невыразимо прекрасный вкус «адамчика», что тот, наконец-то, лакнул из своей миски сам.
Подумав, лакнул ещё раз и задумался.
Наступила благоговейная тишина, посреди неё Герка, мотаясь как бельё на ветру, встал, вылакал всю миску и взглядом попросил ещё.

Дальнейшее триумфальное изгнание псой-травы не поддаётся описанию.
Горечь «адамчика», действительно, «прогоняла», пихала эту дрянь изнутри.
Бедный Герка открыл пасть и захрипел, из горла у него полезли скользкие бело-жёлтые перекрученные жгутья, похожие на недоваренные макаронины.

- Ой! Они живые! Они шевелятся! – заорала Ёлка.
- Они живые, пап! – закричал Никита. – Это черви какие-то!
- Да не живые, растут быстро у ей в нутре, оттого собачея и чахнет на глазах. Что смотрите? Тяните! Только потихоньку, нутро ему не порвите! - скомандовала Бабка( Валентина Игнатьевна, кстати, её звали) и подала пример.
Взявшись двумя руками за мерзкий жгут, она потащила его из пасти, плавными толчками подёргивая и расшатывая его влево-вправо, как морковку из грядки.
Герка таращил глаза, хрипел и пускал слюну. Мы, совершенно обалдев от такого зрелища, выглядели примерно так же.
Вытащив чуть не метровый пучок жёстких жгутов, она положила его на пол. Мы с ужасом увидели на его конце одревесневший сросшийся узел – как у многолетнего растения.

- Да он же не мог такое съесть! Такое только жираф может съесть!
- Съел то он клубенёчек сладенький, вот такой масенький, - показала она ноготком, - это он уже прижился у собачки там, и начал рость себе, - объяснила Валентина Игнатьевна и ещё раз укорила Клубных:
- А вы хотели клизму ставить. Всю жопку бы порвали собачее.
Как мой внук говорит – на британский флаг.
Мыслимое ли дело – при псой-траве клизьму собачке ставить?!

Мы осуждающе посмотрели на Клубных. Действительно – такие-то уж элементарные вещи должны они понимать?

Валентина Игнатьевна аккуратно укладывала в сумки всё новые и новые скользкие безобразно перекрученные ремнеобразные хлысты, по ходу объясняя крайнюю их полезность.
- Это вот из правой лапы вытащили: видишь, коленом затряс сразу, полегшало ему, - показывала она, - это если женщина кака слаба идёт ко мне: муж, мол, бьёт - отвар ей даю из этого вот жгута: «Пригрози, - говорю, - сначала, а потом побрызгай спящему пять раз. У него правая рука и отсохнет»
- И что?!!! – вскинулась вся наша компания.
- А и то. Всем же нам дурам жалко, конечно. Один раз только брызгают, рука и отсыхает на месячишко. Потом муж жену просит, а она уж его воспитыва-ает.
- А если три раза брызнуть?
- Ну, если три – ну, на два месяца.
- А пять раз – это насовсем?
- Не-е, - отмахнулась Валентина Игнатьевна, - чтоб насовсем, это нужно десять раз, да с приговором, да сильным заваром, я такой и не делаю. И так-то мужиков нет. А попугать: это да – на мужиков хорошо действует, смирными становятся.
- А вот если всё-таки насовсем отсушить, - спросила одна из Клубных Дур, - обратно-то восстановить можно?
- Можно, только долго и дорого стоит. Сломать всегда легче.

- Вот мне такой отвар нужно, - сказала вдруг Света, жена моя дорогая.
- А что – бьёт? - вскинула на меня быстрый глаз Игнатьевна. Я оробел немножко, честно сказать.
- Нет, так – как раскричится, раскричится…Мне уж страшно бывает, что стукнет, - реабилитировала меня жена.
- Мне