Господи, какие же мы разные!
Я нежнейшим образом ебу тебя, положив попой на самый краешек дивана, встав перед тобой на колени. Когда я вдвигаю особенно глубоко, твои ноги полностью выпрямляются, и при желании я мог бы заметить краем глаза, где-то возле виска, блеск перламутровых наманикюренных ноготков на твоих ступнях. Но я не отвлекаюсь по пустякам. Единственное, о чем я сейчас хочу думать – о твоей пизде, о том, как плавно в нее входит и выходит, о том, что она не много и не мало, а в самый раз увлажнена, и вполне тесна (что даже удивительно в твои 23 года), и как мне все это нравится. И смотреть я хочу тоже – только туда, хоть вижу это не в первый раз, но глаз оторвать не могу: пялюсь и пялюсь, как идиот.

Но иногда, когда ты стонешь, я перевожу взгляд на твое лицо. Нет, звук вполне правдоподобен, тут претензий нет. Но твои леденцовые глаза открыты – и боже, как мудры и сосредоточены эти зеркала души! Какой ураган мыслей и идей бушует за этими леденцовыми витражами! И ни одна-одинешенька из них совершенно не связана с тем, чем мы заняты сейчас!
Черт возьми! Я ведь тоже не вчера родился, многое повидал и многое понял – так почему же это, из раза в раз, оскорбляет сильнее, чем честный плевок в лицо, или даже подленький удар по яйцам?

Ты думаешь о том, что:
- Уже в эти выходные можно будет привести меня в твою «компанию», представить своим свиноподобным обезьянообразным подружкам – чтоб бесились и завидовали.
- А через пару недель вполне уместно будет попросить у меня сапожки-шубку-мобилку-колечко – и денег, уже без всяких уменьшительных суффиксов «к»: а почему нет, «он же со мной живет, должен обеспечивать».
- А через месяцок ты тайком от меня прекратишь принимать противозачаточные таблетки, и залетишь, и опять промолчишь, и скажешь только на десятой неделе, чтоб я и рыпаться не вздумал – тоже очень кстати.
- А там мирком, пирком, да за свадебку.
- А справлять будем обязательно на теплоходе, чтоб не хуже чем у людей; и платье обязательно с фатой, «чтобы все думали, что…» - что, ебаная ты дырка, они должны подумать, эти твои 333 престарелых родственника до 12 колена включительно?! А с моей стороны ты согласна будешь потерпеть на свадьбе разве что моих стариков, ну еще – от щедрот – пару друзей детства, желательно непьющих, но уж никак не «толпу этих ублюдков, с которыми ты обычно общаешься», и которым «только пожрать на халяву».
- А озаботился ли я уже, где мы будем покупать мебель: в паршивой «Икеа», или все-таки я удосужусь купить молодой жене что-нибудь достойное, кожаное из «Трех китов»?
- И никогда в жизни мы не заведем щенка; ласкового, веселого, игривого пса – даже не думай, только через мой (ее) труп! Только кошку! Вонючую, ебучую, престижную лысую египетскую кошку! Пусть она обосцыт нашу кровать, пусть весь дом провоняет поганой кошатиной – зато с ней не нужно гулять, она гуляет сама по себе – охуенно нужный в доме зверь! Кушает она мало, что при твоих (моих в смысле) заработках тоже, хи-хик, немаловажно. И – элитно поглаживать гадину «узкой рукой в кольцах», когда со светским визитом к нам придут такие же элитные шлюхи, как эта кошка, как ты сама.
- И сына мы назовем ТОЛЬКО Олегом – в честь этого «потрясающего» Олега Янковского, в которого ты с детства «безумно» влюблена (как же тебе не стыдно, падла, сейчас об этом думать – ведь ты ебешься со мной, а не с Янковским? Не, нихуя не стыдно…). А дочку мы назовем ТОЛЬКО Аделаидой – в честь твоей в рот выебанной по материнской линии прабабки, которая тоже была актрисой голубых кровей.
- А автомобиль у нас будет – Опель, как минимум, но лучше Форд. А если ты (я) прекратишь пить, да будешь гнить на работе на пару часов дольше (нахуй ты кому дома нужен? Дома есть все необходимое – Королева, Олег, Аделаида, и лысая тварь Элеонора – знай бабки заноси, а лучше переводи на карточку) – тогда, возможно, мы сможем позволить себе и БМВ-трехлетку. Да только разве ж ты, алкоголик и размазня, на такую жертву ради нас (вам нравится это НАС, господа?) способен ?..
- А дача у нас будет – в Перхушково. А платье у тебя там будет – в зеленый горошек, то, которое я снял с тебя 10 минут назад, только разрезанное на спине, и со вставленным клином из другой ткани, и обрезанные резиновые сапоги… и называться это будет «я из-за тебя вынуждена на всем экономить и донашивать старье», хотя любительницам собирать старье сколько денег не дай, все равно весь дом будет забит пыльной и затхлой дрянью… а просто тебе давно наплевать, как ты выглядишь, отрастила необъемную сраку, и жирные могучие плечи, валиками вывисающие из сарафана… нахуй ты при всем при том делаешь химию и подводишь глаза – один Аллах ведает… и особенно тебе наплевать, как это выглядит в моих глазах – тебе и сразу после свадьбы это станет до пизды – хули ж говорить про долгие годы!
- И конечно, ты надеешься, что я постараюсь, и из этой паршивой двушки в паршивом Бибирево (где я вырос. Где я впервые выпил. Где я забил первый гол. Где мне порвали уздечку. Где я порвал первую целку. Где у меня была собака Бася, похороненная неподалеку в лесополосе. Где до сих пор стоит мой любимый, безнадежно поломанный, первый «Автодром». Где все.) мы переедем в более пристойное, трехкомнатное жилье поближе к центру.
- А когда я сдохну, на моих поминках ты скажешь то, то, и то – слово в слово, все что положено, и не словом больше, и не слезой больше.

О Женщина – Загадка, Венец Творения, Гений чистой красоты! Насколько же ты мудрее, практичнее, тоньше, разностороннее – да что там, насколько совершеннее меня! Тебе ведомы тайны перемещений во времени. За эти десять минут, пока я обливался слюнями над твоей пиздой, ты ухитрилась спланировать и прожить целую жизнь! Я червь, стоящий пред тобой на коленях (и заправивший тебе по муда, гыгыгы)!

По сравнению с тобой у меня есть только одно достоинство – я честнее. Я ебусь просто потому, что я ебусь, и да здравствует Портос! Я не сношаюсь с дальним прицелом. Кончу - пойду на кухню, покурю, выпью минералочки, а там и баиньки пора. А ты полежи еще, моя прелесть, подумай. Помечтай. Я не позвоню тебе завтра. А если позвоню, то не тебе.

Я все-таки не полный мудак, каким ты меня считаешь. У меня тоже есть машина времени. Я тоже сумел мысленно прожить эту мерзкую жизнь вместе с тобой, разглядеть ее гнойный отблеск за волшебными витражами твоих леденцовых глаз. Я подонок, кобель, начинающий алкоголик и бывалый лгун. Но есть, есть такие темы и такие минуты, когда не лгу даже я! А ты солгала, говоря мне про любовь. Без любви. С корыстью. Тяжелый грех, девочка – сразу три смертных греха, спаянных воедино. Может, бог и простит тебя, женщина, одна из тысяч себе подобных, но я – не прощу.

Красавица – и чудовище, в одном флаконе. Как у пауков: ты начинаешь жрать самца, даже не закончив совокупление. И, в который раз, от жгучей тоски по чему-то недостижимому, мне хочется блевать на этот, пока еще плоский и бархатный животик, на эту не обезображенную пока не единой морщиной или пятном нежную грудь цвета цветущей сливы.
Нет, я не буду блевать.