“Вот кого с особенным довольствием отпущу, - сказал Воланд, с отвращением глядя на Николая Николаевича, - с исключительным удовольствием, настолько он здесь лишний.” М.Булгаков. “Мастер и Маргарита”

Исаак Антипович Парсонс вот уже минут сорок топтался перед дверью своей квартиры, не решаясь позвонить. Было около восьми часов утра, воскресенье.

Исаак в наглухо застегнутом зеленом плаще зябко переминался босыми ногами на холодном цементном полу, неоднократно поднося палец к кнопке звонка, но не звонил. Исаак боялся поверить, что все его злоключения закончились, что он стоит перед своей квартирой и может в нее беспрепятственно войти. Ну что ж, после того, что пережил скромный служащий, в это, и правда, верилось с трудом.

Путь от Московского проспекта до Большой Пороховской улицы, что на Охте, он проделал без особенных приключений. Почти без приключений, если не считать того, что он подрался с какими-то подростками в районе Суворовского проспекта. Эту ерундовину ему и вспоминать-то не хотелось.

Подумаешь, подошел к компании каких-то малолетних козликов и потребовал закурить (хотя сам никогда и не курил-то), назвав их при этом «уродами». Так и сказал: «Ну вы, уроды, ну-ка дайте-ка дяденьке быстро закурить, блядь!».

Конечно, его послали “на хуй”. Ну, послали и послали, а чего в драку-то лезть?

Ну, драка - это тоже громко сказано. Пока Исаакушка ручонкой своей на пацанов замахивался, типа проучить нахалов, ему раз восемь съездили по морде. Типа дали в ебало. Да и потом, для порядка больше, немножко попинали ногами. Покурил парень, короче.

Разве это драка? Так, баловство одно. Исаак, когда очнулся, даже и не обиделся на шалунишек. А похуй!

Чего обижаться-то? Пацаны, что с них взять? Ведь ничего страшного не произошло - вывих левой руки ему какой-то прохожий помог вправить, а вставить четыре зуба взамен выбитых, так эту мелочь в любой стоматологической поликлинике сделают в два счета. По сравнению с предыдущим кошмарным днем эта ночная драка - просто отдых для души.

Цветочки!

А что касается цветочков, то уже на подходе к своему дому Парсонсу на голову откуда-то сверху свалился здоровенный цветочный горшок. Прямо на голову – хуяк!!!

Но и это событие не произвело на Исаака никакого впечатления. Он даже боли не почувствовал. Да и сознание-то потерял всего на каких-нибудь полтора-два часа, не больше.

Так что такими вот “приключениями” пусть хвастаются желторотые школьники, а он, И.А.Парсонс - уже тертый калач, и никакими драками и горшками его не запугаешь!

Единственное, что ему было неприятно, так это то, что палец, который он прищемил дверью лифта уже в своем подъезде, немного побаливал. Ну, ноготь-то новый вырастет, куда он денется! А вот тот факт, что его указательный палец сгибается уже не в двух местах, как раньше, а сразу в четырех, вызывало у Исаака размышления сродни сомнениям... Наебнулся палец-то….

Парсонс И.А. собрался с духом, в очередной раз сосчитал про себя до десяти тысяч и нажал кнопку звонка.

Через несколько минут дверь открылась. На пороге в трусах и майке стоял один из его сыновей. Он с трудом разлепил сонные глаза и хрипло произнес:

- А, пришел. Че так долго-то?

Исаак хрипло каркнул что-то, хотел уже было что-нибудь соврать, но сын, не дождавшись ответа, поплелся в свою комнату досыпать. На пороге он обернулся и добавил;

- К тебе вчера вечером участковый заходил с соседом с восьмого этажа. У соседа под глазом здоровенный фингал был.

- Ну и что?

- Ничего. Тебя искали. Это ты его нахлобучил?

- Я, я….. Ладно. Ступай.

Сын ушел. Парсонс же, еле переставляя ноги от усталости, побрел в спальню. На туалетном столике белела записка “Уехала в колхоз на картошку. Приеду завтра вечером. Ужин на столе. Соня”. Парсонс лениво пробежал записку глазами и недобро усмехнулся: «Какая картошка в июне?». Ну, ладно. Будет тебе картошка!

Затем силы оставили его и он, как подкошенный, рухнул на диван, забывшись мгновенно безумным сном...

Парсонс проснулся от боли. Все его тело ныло и горело. Болели отравленные легкие, искусанное туловище, разбитая голова, вывихнутая рука, сломанный палец и еще что-то. Бедный Исаак даже не мог отличить одну боль от другой - все его тело представляло собой одну большую болевую точку.

Он с громким стоном приподнял тяжелую изуродованную голову и посмотрел на часы. Стрелки почему-то показывали на восемь. “Вечер, наверное, сейчас”, - подумал Парсонс и неожиданно для себя почувствовал, как в его голову вползает стих:

Вечер, наверное, сейчас, В поле картофель цветет. Не отравляйте клопов, Им ведь расти и расти! Колышек в попе торчит, Там ему очень тепло... Да, я еврей, ну и что! Ведь и еврей - человек!!!

Ни хуя себе поэт!

Парсонс счастливо улыбнулся. Он и сам охуел. Какие хорошие стихи! Он никогда не сочинял ничего подобного! Он раньше вообще не сочинял стихов, а тут хуяк - и на тебе! Отличные стихи. Как это прекрасно! Теперь он часто будет писать стихи. Нет! Он будет писать стихи ВСЕГДА! Он будет писать, писать и писать! О красивых женщинах, о хороших людях, о природе - обо всем! Его книги будут выходить огромными тиражами. Его признают, полюбят. Он станет народным поэтом!

Внезапно навязчивая мысль о стихах куда-то пропала и в мозгу Исаака образовалась пустота, в которую устремились мощным потоком воспоминания последних дней. За одно мгновение в его сознании пронеслась вереница давешних кошмарных событий.

Колышек в трусах, глупое лицо соседа с восьмого этажа, нацеленный в него пистолет, столпотворение в универмаге, разноцветные пуговицы под стеклянной витриной, удушливая вонь дихлофоса, приятное тепло железной крыши, булавки в ушах, звон разбитого стекла, дебильные лица милиционеров, вкус квашеной капусты, развратное лицо жены, куча дерьма на полу, хруст выбиваемых зубов - все это яркими вспышками пульсировало в воспаленном мозгу.

Исаак глухо замычал и стал как в паранойе метаться по дивану. Стараясь освободиться от преследовавших его галлюцинаций, он зажмурил глаза, заткнул пальцами уши и некоторое время лежал в таком положении, пока кошмары не отступили куда-то в темноту.

В квартире было тихо.

- Никого дома нет, кроме меня, - подумал Исаак, - конечно, зачем дома сидеть в такую погоду в воскресенье?

В окно ласково заглядывало вечернее солнце, в воздухе носились бешеные мухи, с улицы доносились веселые детские голоса. Исаак лежал на диване в зеленом женском плаще и задумчиво смотрел в потолок. Он размышлял.

Нет, он думал не о сломанном пальце, не об измене жены, его не тревожил разгром “Пассажа”, его не волновала судьба молоденькой продавщицы, которая по его милости три месяца потом не могла выбраться из заведения имени Скворцова-Степанова. Исаак думал о трусах грязно-розового цвета с ядовито-зелеными петухами и с колышком внутри!

- Ну вот, - сосредоточенно размышлял Парсонс, трусов стало уже на одну пару меньше. А прошло всего-то несколько суток! Если так дело и дальше пойдет, то все купленные трусы “износятся” меньше,