Остермана приговорили к колесованию, потом меру наказания заменили на отсечение головы, а на эшафоте было объявлено о помиловании и ссылке на вечное заточение. К.Старосельцев. “Набережная”

Расстояние от кабинета до палаты было не очень большим, и Исаак шел к себе очень медленно, пытаясь растянуть время и привести свои мысли в порядок.

- Что за день сегодня такой сумасшедший? - Размышлял Исаак -- Словно помешались все! Одна что-то про любовь поет, другой что-то мелет про разбитое сердце... Дурдом одним словом. А в дураках, судя по всему, останусь я сам. И что это за любовь такая? Откуда ей взяться? Как услышала про конский член, сразу же - любовь! Странно все это.

Нет, безусловно, внимание Анжелы к скромной персоне Парсонса было для него очень лестно и приятно. Но при чем здесь его конское украшение? Если любишь, то полюбишь и без конского члена, а с простым человеческим. А то, ишь ты! Прямо из трусов девушка рвется, так ей хочется трахнуться с конем! Определенно, крыша едет. А он-то, старый мудак! Только ему глазки состроили, так он и расплавился, побежал к доктору проситься на волю. Хотя сразу же ясно было, что это дохлый номер. Тьфу! Противно!

Парсонс сам себя не узнавал. Прямо гипноз какой-то! Никто не мог его заставить сделать то, что ему не хочется, а эта пигалица заставила. Мало того, что заставила, но еще и выставила его на посмешище. И прежде всего перед самим собой.

- Что же за чары у нее такие? - продолжал размышлять Исаак. - Мало ли я встречал красивых девок? Но ни из-за одной из них я не вел себя как последний придурок. А здесь - бац! На тебе! Я больше года просидел в дурке и ничего, выдержал. А познакомился с этой сероглазой ведьмой и все пошло через жопу! Веду себя как пацан. Точно. Она ведьма!

Последнее умозаключение немного успокоило Исаака. Ведьма? Пусть будет ведьма! А я - черт! Вот тебе и сладкая парочка! Твикс! Но почему же на душе так хреново?

Парсонс подошел к своей палате и открыл дверь.

Анжела сидела на кушетке. Как будто спокойная. Но на самом деле это спокойствие ей не очень легко давалось. Внутри она была напряжена, как струна. И струна была готова лопнуть.

Она ничего не спросила. Только вопросительно посмотрела на Исаака.

Парсонсу очень хотелось начать разговор фразой из фильма “Адъютант его превосходительства”:

- Видишь ли, Юра...

Но сказал совсем другое. Сказал просто:

- Извини, не получилось. Выписываюсь через две недели.

И все.

Здесь надо бы интригующе написать: “Воцарилась зловещая тишина”. Но тишины никакой не воцарилось. Анжела отреагировала почти мгновенно.

- Та-а - а - ак... Не получилось, значит... А что у тебя вообще получается? Ты же придурок! Ты же только и умеешь, что идиотские танцы ставить!

Анжела говорила очень спокойно, отчетливо произнося каждое слово. Внешне она ничуть не изменилась, только зрачки ее расширились и из серых превратились в черные.

- Тебе представилась уникальная возможность стать обладателем такой женщины как я, - продолжала Анжела. - А ты не воспользовался этой возможностью! Какой же ты мужик после этого? Ты не мужик! Ты законченный дурак! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

- Доктор сказал...

- Насрать мне на то, что сказал доктор! Я даже знаю, что он тебе сказал. Догадываюсь! А ты-то! Ты кто? Тряпка половая? Ты должен был выбросить этого доктора в окно!

- Но там решетки, - нашел что ответить Исаак.

- Плевать! Ты его должен был придушить! И душить до тех пор, пока он не подпишет тебе разрешение на выписку! А ты? Размазня! Ни хрена не можешь!

- Ты представляешь, что было бы, если бы я начал его душить? Я уже был в палате для буйных. Больше не хочу.

Дзи - и - нь! Это лопнула струна внутри Анжелы.

- Что?! Больше не хочешь? - уже кричала Анжела. - Не хочешь? А меня ты хочешь? Ну-ка отвечай! Хочешь меня?

- Хочу, - машинально ответил Исаак.

- А вот хуй тебе! – Анжела сделала рукой очень неприличный жест. Но зато понятный. - Перехочешь! И никогда, слышишь? Никогда ты меня не получишь! Я тебя любила, а ты... Эгоист! Думаешь только о себе! Палаты для буйных испугался! Подумаешь! Выпустили бы через две недели!

- Да меня и так через две недели выпускают.

- Эх... Исаак, Исаак... Ни черта ты не понял. А еще что-то там мелешь про какую-то неизбежность. Вот к тебе только что эта неизбежность подходила. Совсем близко! А ты... Мудак ты!

“Ай да любовь!” - подумал про себя Исаак. И тут его внезапно осенило. Он понял то, над чем ломал голову последние месяцы. Он, как и главврач, тоже немного разбирался в людях, а пребывание в дурдоме и постоянное общение с сумасшедшими тоже научили его ставить диагноз. Он все понял. И мысленно поставил Анжеле диагноз - Психопатия мозаичного круга с сексуальными перверсиями, развившаяся на органически неполноценной почве.

- Бедная, бедная девочка... - Исаак хотел произнести это про себя, но, видимо, получилось вслух, потому что Анжела бросилась на него с кулаками и закричала:

- Подонок! И ты еще меня жалеешь?! Ты смеешь меня жалеть?! Тварь ты такая! Себя лучше пожалей! Ты смешон, Парсонс! Ты смешон в своих попытках оправдаться! Нет тебе оправдания!

Уворачиваясь от острых кулачков Анжелы, Исаак окончательно для себя решил: “Это психопатия! Жаль, что у меня нет с собой трусов с колышком!”

Справедливости ради надо сказать, что Анжела как женщина далеко не глупая, понимала всю абсурдность своей затеи с досрочной выпиской Парсонса. Но отступать было поздно. Тем более, что ее гордость была уязвлена.

Парсонс не выполнил ее приказа! Как? Как он посмел?! Все мужики ей в рот смотрят, а тут какой-то Исаак позволяет себе выпендриваться! Плевать на то, что ее желание само по себе абсурдно! Он должен был его выполнить! Иначе это разрушало все ее убеждения!

В бессильной ярости она колотила Исаака по всем местам. Такого рода избиение не могло принести Исааку особого вреда. Он ушел в глухую защиту, и ничего кроме еле-еле сдерживаемого смеха действия Анжелы у него не вызывали.

Тогда Анжела решила изменить тактику. Она перестала бить его кулачками, отошла от Исаака на некоторое расстояние и стала наносить ему удары ногами, целясь, как и положено приличной девушке, по коленным чашечкам.

Так стало ощутимо больнее. Теперь уже было не до смеха. Ему вдруг надоел этот цирк, и он, не будь дурак, как треснет Анжелу кулаком в глаз!

Кулаком в глаз. В красивый серый Анжелин глаз. Кулаком. Хуяк!!! Прямо в еблище!!!

Вот вам и любовь, братцы!

Анжела опешила от неожиданности. Она не чувствовала боли, она ужасно удивилась. Парсонс был первым человеком, который поднял на нее руку. То, что она сама только что колотила его и всячески оскорбляла - это ерунда! Это само собой, ей можно. Красивой женщине позволено все! А Парсонс-то как посмел?

Анжела несколько минут недоуменно глядела на Парсонса. Под ее левым глазом начинал проявляться приличного размера синяк. Анжела молчала.

А что тут скажешь?

Затем она резко повернулась и со словами “Прощай, Исаак!” вышла