Библиотека | Роман «Позиция номер 2» | Глава 17
писали прошения неграмотным старушкам за 100 рублей, тем самым подрывая монополию монашка Стаса. Продавалась дефицитная марганцовка по 130 рублей за склянку. Продавались фальшивые квитанции об уплате госпошлины (она уже составляла 1000 рублей) за 235 рублей. Банка сгущенки уже стоила 3200 рублей или кольцо с бриллиантом 0,5 карата.
Стихийно стали образовываться политические партии, фракции внутри партий и направления внутри фракций. Впрочем, это и не удивительно. В смутное время всегда возникают различные партии и политические движения; обилие партий как бы компенсирует недостаток пищевых продуктов.
Просителей-мужчин волновали больше проблемы вселенского масштаба, вроде покорения планеты Венеры.
Это была партия химеристов.
Они подавали Парсонсу всевозможные безумные проекты и требовали их осуществления.
Возглавлял эту партию уже известный нам Василий, но руководил ей из подполья через подставных лиц, чтобы не вызывать подозрения у Исаака Антиповича. Кстати, идея размножения слонов за полярным кругом - это его идея, Васина. Он подал этот проект Парсонсу через какого-то мужика, своего соратника, а потом вместе с Парсонсом этот проект и обсуждал, лоббировал, так сказать, решение.
Решение было принято незамедлительно - Исаак сквозь слезы собственноручно поставил на проекте резолюцию “К исполнению!”, чем вызывал у Васи заслуженное восхищение.
О слонах Вася слышал еще в детстве, он видел их на картинках и иногда в индийских фильмах. Жалко только, что живого слона ему так и не довелось увидеть.
В Красноярске, откуда он был родом, слонов не было. Не было даже зоопарка. А слона увидеть ему очень хотелось. Встретиться с живым слоном - это была его Мечта детства, а потом и юности. Он и в Ленинград-то приехал только затем, чтобы посмотреть на слона в зоопарке. Но Васенька был невезучим по жизни, не повело ему и сейчас - ленинградский слон околел от старости незадолго до приезда Васи в город.
Возвращаться обратно в Красноярск, не увидев живого слона, было нелепо. Все бы стали над ним смеяться. Поэтому он поступил в какой-то технический ВУЗ в надежде на то, что в зоопарке заведется новый слон.
А что? Учиться предстояло долго, глядишь, и слон объявится, а, может быть, и цирк какой-нибудь заморский приедет или зверинец. Короче, надежды юношей питают.
Ну, а потом обычная история. Вася женился, закончил институт и решил остаться в Ленинграде, который вообще-то и без слонов был чудным городом.
Когда же судьба занесла его на Север и он влип во всю эту историю, когда в поезде образовалась партия химеристов и встал вопрос о ее руководстве, Вася мгновенно решил стать генеральным секретарем этой партии.
На учредительном съезде этой партии он настолько поразил всех присутствующих своим химеризмом, что съезд единодушно избрал его своим лидером. Тем более, что его близость к Парсонсу давала определенного рода преимущества перед другими партиями и фракциями.
Таким образом, Василий стал одновременно выполнять две почетные миссии - он был главным химеристом поезда “Норильск-Воркута-Москва” и он был секс-символом этого же поезда.
По природе своей простой и скромный, Василий не загордился своим высоким положением. Наоборот, он всячески скрывал свое членство в партии химеристов, и, в первую очередь, от Парсонса. Ему он заявлял, что он настоящий реалист.
Партия реалистов тоже существовала. Члены этой партии требовали конкретных благ: прибавки к зарплате или туберкулез соседу.
Была также партия сутяг. Они писали доносы и кляузы на попутчиков и сослуживцев, которые не выключают за собой свет в туалете, на почтальонов - за помятую газету, на коллегу - за то, что от него пахнет кошачьей мочой и т.п.
Меньше всех была партия интимников - мужчин с сексуальными проблемами.
Беспартийные тоже были, но их было абсолютное меньшинство.
Беспартийные и интимники в основном и составляли очередь. Они по три раза записывались на прием каждый день. Химеристы, реалисты и сутяги появлялись в очереди гораздо реже. Напишут донос или шизоидный прожект, отстоят, сдадут на высочайшую резолюцию и все, привет. Соответственно, меньше расходов и нервотрепки. А интимники беднели на глазах, худели, синели небритыми щеками и блестели голодными взглядами.
Все пассажиры вагонов воспринимали все происходящее настолько серьезно, что Исаак невольно задавал себе вопрос: а не спит ли он? Неужели это явь? Но виду никакого не подавал, терпеливо ждал развязки.
Страна дураков, блядь…..
В распоряжении Парсонса была всего одна женщина (кроме секретарш). Варвара Михайловна.
Та самая, что дернула стоп-кран.
Исаак с ходу пообещал ей высшую меру наказания для нее и всей ее семьи. От страха за содеянное она слегка тронулась умом и добровольно пошла на отработку. Известно на какую.
В вагонном борделе работы хватало. После первых двадцати посетителей она перестала узнавать окружающих, отвечать на вопросы, реагировать на что-либо. На лице ее застыла бессмысленная улыбка. Варвара Михайловна лежала, не вставая, на своем рабочем месте, улыбалась и тихонько напевала круглые сутки “Светит месяц, светит ясный...” , да так жалобно, что мороз по коже продирал того, кто это слышал.
Зато пропускная способность “женской секции” увеличилась до 60 человек в сутки. Варвару Михайловну исправно кормили, умывали, но было ясно, что повысить качество обслуживания не удастся. Люди стали глухо роптать, стали появляться жалобы. Созрела проблема, остро встал вопрос о профпригодности Варвары. Но Исаак вывернулся и из этой ситуации.
Он предложил работу по контракту наиболее обедневшим женщинам-просительницам, которые залезли в долги, зачастив в “мужскую секцию”, а Варвару Михайловну он назначил менеджером по рекламе. И здесь она себя хорошо зарекомендовала.
Все вагонные таблички и вывески - это ее рук дело.
Парсонс не мог нарадоваться на свою помощницу. Такая умница! Он предложил ей реализовать одну его рекламную идею - покрасить вагоны в лимонный цвет, а на крыше написать фиолетовыми буквами “Нас ебут, а мы крепчаем!”.
Почему на крыше?
Да чтобы эта надпись легко читалась с пролетающих вертолетов, а также с американских спутников-шпионов. Этот рекламный лозунг должен был свидетельствовать о созидательном оптимизме советских людей времен зарождения демократии.
Так и было сделано. Где раздобыли краску - неизвестно. Но меньше чем через сутки все вагоны стали лимонными. А вот фиолетовой краски не хватило, поэтому “а мы крепчаем” написать не получилось, и на крышах вагонов красовался еще более оптимистичный лозунг - “Нас ебут!”.
Такому оптимизму поражались не только пролетающие летчики и вертолетчики, но и сам американский президент Буш, которому доложили об этом из разведуправления НАСА. Надо ж! Какие странные эти русские! Их ебут, а они демократию развели. Чудеса!
Женщины-просительницы классифицировались примерно так же, как и мужчины. Но пропорции партий были различны.
Меньше всего было химеристок. Они (в основном старушки) требовали
Стихийно стали образовываться политические партии, фракции внутри партий и направления внутри фракций. Впрочем, это и не удивительно. В смутное время всегда возникают различные партии и политические движения; обилие партий как бы компенсирует недостаток пищевых продуктов.
Просителей-мужчин волновали больше проблемы вселенского масштаба, вроде покорения планеты Венеры.
Это была партия химеристов.
Они подавали Парсонсу всевозможные безумные проекты и требовали их осуществления.
Возглавлял эту партию уже известный нам Василий, но руководил ей из подполья через подставных лиц, чтобы не вызывать подозрения у Исаака Антиповича. Кстати, идея размножения слонов за полярным кругом - это его идея, Васина. Он подал этот проект Парсонсу через какого-то мужика, своего соратника, а потом вместе с Парсонсом этот проект и обсуждал, лоббировал, так сказать, решение.
Решение было принято незамедлительно - Исаак сквозь слезы собственноручно поставил на проекте резолюцию “К исполнению!”, чем вызывал у Васи заслуженное восхищение.
О слонах Вася слышал еще в детстве, он видел их на картинках и иногда в индийских фильмах. Жалко только, что живого слона ему так и не довелось увидеть.
В Красноярске, откуда он был родом, слонов не было. Не было даже зоопарка. А слона увидеть ему очень хотелось. Встретиться с живым слоном - это была его Мечта детства, а потом и юности. Он и в Ленинград-то приехал только затем, чтобы посмотреть на слона в зоопарке. Но Васенька был невезучим по жизни, не повело ему и сейчас - ленинградский слон околел от старости незадолго до приезда Васи в город.
Возвращаться обратно в Красноярск, не увидев живого слона, было нелепо. Все бы стали над ним смеяться. Поэтому он поступил в какой-то технический ВУЗ в надежде на то, что в зоопарке заведется новый слон.
А что? Учиться предстояло долго, глядишь, и слон объявится, а, может быть, и цирк какой-нибудь заморский приедет или зверинец. Короче, надежды юношей питают.
Ну, а потом обычная история. Вася женился, закончил институт и решил остаться в Ленинграде, который вообще-то и без слонов был чудным городом.
Когда же судьба занесла его на Север и он влип во всю эту историю, когда в поезде образовалась партия химеристов и встал вопрос о ее руководстве, Вася мгновенно решил стать генеральным секретарем этой партии.
На учредительном съезде этой партии он настолько поразил всех присутствующих своим химеризмом, что съезд единодушно избрал его своим лидером. Тем более, что его близость к Парсонсу давала определенного рода преимущества перед другими партиями и фракциями.
Таким образом, Василий стал одновременно выполнять две почетные миссии - он был главным химеристом поезда “Норильск-Воркута-Москва” и он был секс-символом этого же поезда.
По природе своей простой и скромный, Василий не загордился своим высоким положением. Наоборот, он всячески скрывал свое членство в партии химеристов, и, в первую очередь, от Парсонса. Ему он заявлял, что он настоящий реалист.
Партия реалистов тоже существовала. Члены этой партии требовали конкретных благ: прибавки к зарплате или туберкулез соседу.
Была также партия сутяг. Они писали доносы и кляузы на попутчиков и сослуживцев, которые не выключают за собой свет в туалете, на почтальонов - за помятую газету, на коллегу - за то, что от него пахнет кошачьей мочой и т.п.
Меньше всех была партия интимников - мужчин с сексуальными проблемами.
Беспартийные тоже были, но их было абсолютное меньшинство.
Беспартийные и интимники в основном и составляли очередь. Они по три раза записывались на прием каждый день. Химеристы, реалисты и сутяги появлялись в очереди гораздо реже. Напишут донос или шизоидный прожект, отстоят, сдадут на высочайшую резолюцию и все, привет. Соответственно, меньше расходов и нервотрепки. А интимники беднели на глазах, худели, синели небритыми щеками и блестели голодными взглядами.
Все пассажиры вагонов воспринимали все происходящее настолько серьезно, что Исаак невольно задавал себе вопрос: а не спит ли он? Неужели это явь? Но виду никакого не подавал, терпеливо ждал развязки.
Страна дураков, блядь…..
В распоряжении Парсонса была всего одна женщина (кроме секретарш). Варвара Михайловна.
Та самая, что дернула стоп-кран.
Исаак с ходу пообещал ей высшую меру наказания для нее и всей ее семьи. От страха за содеянное она слегка тронулась умом и добровольно пошла на отработку. Известно на какую.
В вагонном борделе работы хватало. После первых двадцати посетителей она перестала узнавать окружающих, отвечать на вопросы, реагировать на что-либо. На лице ее застыла бессмысленная улыбка. Варвара Михайловна лежала, не вставая, на своем рабочем месте, улыбалась и тихонько напевала круглые сутки “Светит месяц, светит ясный...” , да так жалобно, что мороз по коже продирал того, кто это слышал.
Зато пропускная способность “женской секции” увеличилась до 60 человек в сутки. Варвару Михайловну исправно кормили, умывали, но было ясно, что повысить качество обслуживания не удастся. Люди стали глухо роптать, стали появляться жалобы. Созрела проблема, остро встал вопрос о профпригодности Варвары. Но Исаак вывернулся и из этой ситуации.
Он предложил работу по контракту наиболее обедневшим женщинам-просительницам, которые залезли в долги, зачастив в “мужскую секцию”, а Варвару Михайловну он назначил менеджером по рекламе. И здесь она себя хорошо зарекомендовала.
Все вагонные таблички и вывески - это ее рук дело.
Парсонс не мог нарадоваться на свою помощницу. Такая умница! Он предложил ей реализовать одну его рекламную идею - покрасить вагоны в лимонный цвет, а на крыше написать фиолетовыми буквами “Нас ебут, а мы крепчаем!”.
Почему на крыше?
Да чтобы эта надпись легко читалась с пролетающих вертолетов, а также с американских спутников-шпионов. Этот рекламный лозунг должен был свидетельствовать о созидательном оптимизме советских людей времен зарождения демократии.
Так и было сделано. Где раздобыли краску - неизвестно. Но меньше чем через сутки все вагоны стали лимонными. А вот фиолетовой краски не хватило, поэтому “а мы крепчаем” написать не получилось, и на крышах вагонов красовался еще более оптимистичный лозунг - “Нас ебут!”.
Такому оптимизму поражались не только пролетающие летчики и вертолетчики, но и сам американский президент Буш, которому доложили об этом из разведуправления НАСА. Надо ж! Какие странные эти русские! Их ебут, а они демократию развели. Чудеса!
Женщины-просительницы классифицировались примерно так же, как и мужчины. Но пропорции партий были различны.
Меньше всего было химеристок. Они (в основном старушки) требовали