в виде мехового воротника. В таком положении они и прогуливались. Нина дышала свежим воздухом, лениво щурилась и сверху вниз взирала на других котов и кошек, которые почему-то бегают по улице на своих лапах.

Нина была надменна, капризна и умна. Парсонс этим гордился и восхищался. Он безумно привязался к своей маленькой кошачьей стервочке и испытывал к ней чувства, выходящие за рамки отношений "человек-животное".

Ему нравилось, что его кошечка не прошмандовка какая-нибудь уличная, а умное, благородное, чувствующее существо, красивое и верное. А что касается капризности, то Исаак сам ей неоднократно говорил:

- Солнышко, помни о том, что ты - Женщина. Женщина с большой буквы, кошачья женщина. А женщине присущи многие качества, которые у мужчин просто неуместны. Качества эти, на первый взгляд, лишние, наоборот, только подчеркивают женственность. Хочешь капризничать? Капризничай! Хочешь кокетничать? Кокетничай! Стервозничать? Пожалуйста! Только не забывай при этом и о других качествах - доброте, нежности, чуткости. Важно всегда знать меру. Ты сейчас еще девочка, а вот подрастешь - еще не раз вспомнишь мои советы.

И Парсонс принимался подробно объяснять Нине сущность ее женско-кошачьих качеств. Кошечка все прекрасно понимала и уроки Парсонса на нем же самом и отрабатывала. А он от этого только умилялся и радостно кричал на всю квартиру:

- Уау! Ну ты, Нинка, и стерва! Умница! Далеко пойдешь!

Исаак сочно целовал кошку в ее крепкий холодный носик и в порядке поощрения долго чесал ей за ушком. Это была ее самая любимая ласка. Она грациозно выгибала шею, подставляя то одно ухо, то другое, счастливо жмурилась и благодарно мурлыкала.

Она тоже любила Парсонса.

Нина подросла и стала еще красивее. Теперь это уже была молодая, изящная, элегантная кошка. Юношеская угловатость бесследно исчезла и уступила место грациозности и таинственности.

Да-да! Таинственности!

Это была таинственная кошка, ее как бы окутывал ореол таинственности и загадочности. Парсонс в ней души не чаял и не мог ей налюбоваться досыта. Иногда он смотрел на нее немного странным взглядом и думал про себя: "Ах, почему я не кот!"

Нина тоже иногда бросала украдкой на Исаака такие взгляды, что он, когда их замечал, немного волновался и удивленно думал: "Так кошки не смотрят!", - столько в этих взглядах было лукавства и настоящего человеческого кокетства!

Появились и немного неприятные проблемы. Раз в три месяца у Нины наступал период, когда ей очень хотелось котика. И с этим ничего нельзя было поделать - природа, блин! Можно, конечно, было кормить ее в эти моменты специальными таблетками "Контрасекс", которые гасили сексуальное желание, но Исаак однозначно решил не прибегать к этому способу.

Он считал, что все в природе должно быть естественным и совершенно незачем издеваться над животными, пичкая их дурацкими таблетками. Попробовали бы сами люди поесть такие пилюли! К примеру, хочешь тетку какую-нибудь трахнуть - проглотил пилюлю и уже не хочешь.

Это же абсурд! Нонсенс! Такого кощунства по отношению к любимой кошке Исаак допустить никак не мог. Но с другой стороны, помочь он тоже был бессилен.

В это время Нина становилась трогательно-беззащитной и смешной. Она нелепо приседала на задние лапы, оттопыривая свою попку и задирая хвост. Смысл подобных телодвижений в общем-то был понятен.

Кроме того, Нина постоянно мяукала. По-разному. С разными оттенками желания. Когда жалобно, когда требовательно, а когда и нахально, типа "Дайте мне сейчас же кота!"

Парсонс от души смеялся, а что еще оставалось делать? Можно было поплакать, а что толку?

Только смеяться и оставалось.

Насмеявшись вдоволь, он брал кошечку на руки и по возможности старался отвлечь ее от временных проблем. Он щекотал ей животик, долго гладил спинку, рассказывал забавные истории и корчил смешные рожи.

Иногда это помогало, и его любимица на время успокаивалась. Хорошо еще, что этот период у кошек длится три-четыре дня и всего четыре раза в год.

Потом проблемы заканчивались и все вставало на свои места, Ниночка успокаивалась.

То, что из Нины со временем получится настоящая светская кошка, предмет фантазии всех городских котов, было для Парсонса очевидно. Достаточно было взглянуть на ее отношение к своим кавалерам, а таковые скоро появились.

Как они узнали о существовании Нины - неизвестно, может быть, на улице встречали, может быть, слышали ее жалобные крики у окна; но теперь под окнами квартиры постоянно тусовались разного рода коты и котики.

Парсонс специально выглядывал из окна - так и есть: кто-нибудь да дежурит с глупой физиономией.

Когда под окнами собиралась большая кошачья толпа, Исаак выходил на балкон и вступал с котами в контакт.

- Мяу! - обращался он к ним по-кошачьи, что означало "Привет, братва!"

- Мя-я-я-у-у! - дружно отвечали коты, что можно было перевести как "Здравствуйте, Исаак Антипович! Доброго Вам здоровьичка!"

- Ну, чего собрались опять? - продолжал Исаак. - Паскудство какое задумали?

- Бог с Вами, Исаак Антипович! - отвечали коты. - Какое, на хуй, паскудство?! На красавицу Вашу хотим посмотреть.

- Посмотреть только? - строго спрашивал Исаак.

- Посмотреть, посмотреть. Что еще нам остается? Вы ведь ее к нам не отпустите.

- Это верно. К вам я свою девочку не отпущу. Не для вас она, не по Сеньке шапка. А посмотреть... Что ж, посмотреть можно.

И Исаак покидал балкон, оставляя дверь открытой. Через несколько минут появлялась Нина.

Она усаживалась на балконе в самой сексуальной позе, и весь ее вид говорил о том, что ей нет никакого дела до облизывающихся внизу котов. Она не разговаривала с ними и даже не смотрела в их сторону. Она, якобы, вышла просто подышать свежим воздухом и погреться на весеннем солнышке. Сплошное безразличие и сама надменность.

"Вот ведь стерва маленькая! - думал Исаак, наблюдая за этой картиной. - Еще две недели назад она бы запросто отдалась каждому из этих хвостатых хулиганов, а, может быть, и всем одновременно. А теперь - ишь ты! Смотреть в их сторону даже не хочет, разборчивая какая! Умница девочка!"

Хотя, если внимательно присмотреться, то можно было заметить, как Нина изредка смотрит на кошачью компанию. Она делала это незаметно. Не поворачивая головы, она косила глазами в сторону котов, и на ее мордочке можно было обнаружить выражение любопытства. Но снизу этого не было видно.

Иногда, чтобы еще больше подразнить своих воздыхателей, она начинала демонстративно умываться - облизывать языком свои лапки, животик, хвостик. Как будто именно в этот момент она почувствовала, что недостаточно чистая. Она медленно водила своим розовым язычком по шерстке на лапах, причем с таким видом, как будто в это время получала глубокий оргазм.

Коты внизу охуевали от подобного кокетства и наперебой орали во весь голос.

Парсонс еще не до конца освоил кошачий язык и он не разбирал, о чем воют коты, он определял лишь общее настроение. А настроение их было таково, что было явно видно, что